Posted: 20.02.06 18:44. Post subject: "ГЕОМЕТРИЯ" by Maggie и Chelly
Хм... Не очень уверена, что тут меня кто-то еще помнит и знает, но все же выкладываю новый фик и тут тоже. По просьбе Ли, которая говорила мне, что хочет его тут видеть :). Всего там три части, много глав в каждой, так что если не наскучит, я буду постепенно выкладывать проду. Ну, там увидим, в общем :). Сомневаюсь, что кому-то тут это понравится, потому что сразу предупреждаю, особой любовью к Марице ни я, ни Манита, мягко говоря, не страдаем.
Название: Геометрия Фэндом: Rebelde way Авторы: Maggie и Michelle (Chelly) Бета: Cну Дисклеймер+саммари+пейринг: Michelle: Все права на персонажей, к счастью, принадлежат Крис Морене, Пати Мальдонадо и Ко. Maggie: Почему «к счастью»? Michelle: Потому что придумать Марицу может только больной на голову человек, а от здорового пофигизма Пабло, истерик Мануэля и жеманства Мии можно сойти с ума. Maggie: Ну-ну-ну, Мию и Мануэля попрошу не трогать! Они мои зайчики и мурзики, и меня вполне устраивают. Пабло тоже лапочка, а Марица… ну, она нужна в сюжете. Michelle: Все они и так есть у нас в сюжете. Причем, Мия с Ману вместе, как ты любишь. И Пабло с Марицей тоже вместе. До поры до времени, правда. Maggie: Манита, ты сейчас раскроешь все секреты нашего фика заранее, и никто не будет его читать! Лучше сказать, что действие происходит спустя пять-шесть лет после окончания школы, и в фике еще присутствуют некоторые второстепенные персонажи. Michelle: Да, мы попытались задействовать тех героев, которые своими характерными особенностями хорошо вливались в придуманную нами историю. Maggie: Соня с Франко у нас по-прежнему женаты и счастливы вместе, Соня все такая же легкомысленная курица-наседка над своими двумя доченьками, а Франко – вечно переживающий отец семейства. Michelle: А еще у нас Томми есть, который все так же вертится рядом с Пабло и изо всех сил старается не оставлять друга, но в силу своих умственных способностей, разумеется. Maggie: И Луну с Нико мы ввели. Я так и вижу их вместе, с оравой маленьких детишек. Michelle: И Лухан все так же дружит с Марицей, помогая ей во всем. Иногда уж лучше бы сидела и помалкивала, а то она больше живет жизнью Марицы, чем своей. Maggie: Мне давно известна твоя трепетная любовь к Лухан! Но отношения к нашему фику это не имеет. Michelle: Почему, не имеет? В природе, как известно, все взаимосвязано. Maggie: Ну да, мы вообще попытались сохранить многие нюансы и настроения сериала. И даже сами ситуации опытному глазу вполне могут показаться знакомыми. Michelle: Мы просто перенесли все это в более взрослую жизнь. Но кто сказал, что эти герои чему-то научились на своих школьных ошибках? Maggie: Ну, у каждого же есть в судьбе свои пересекающиеся линии, параллельные прямые, замыкающиеся круги, точки соприкосновения… Michelle: Собственно, говоря, ты и объяснила, почему мы назвали этот фик «Геометрия». К школьному учебнику не имеет никакого отношения. Maggie: Так что, читайте и высказывайте свое мнение. Рейтинг: G (общий) Жанр: Драма, романтика. Статус: В процессе написания, но сюжет придуман окончательно и бесповоротно, и корректировке не подлежит. Размещение: Только с нашего разрешения. Отзывы: Да, и побольше. Примечания: Описание фика – описанием, но само произведение написано несколько в ином стиле. Так что, настройтесь на другой лад. Чмок! Мы (M&M).
- Что я сделал не так, Мия? – после этой случайной нервной паузы спросил Мануэль, но уже не так яростно, а просто как-то… безнадежно, - Что я сделал не так? - Ничего, любимый… ничего… Ты здесь совершенно ни при чем, - Мия подняла на него умоляющие, полные слез глаза. - Я ведь любил тебя… больше жизни… Ты для меня была всем, Мия… Я ради тебя пошел бы на что угодно, - все с тем же отчаянием произнес Мануэль, - Что тебя не устраивало? Почему ты посчитала меня таким жалким неудачником? Разве я когда-нибудь подводил тебя? У тебя были поводы сомневаться во мне? В том, что я в состоянии сам разобраться со своими проблемами? Я ведь поднял этот бизнес практически с нуля, я хотел обеспечить тебе такую жизнь, к которой ты стремилась, я сам нашел и оплатил нам эту квартиру… Я делал все, чтобы ты могла гордиться мной, понимаешь? Но этого было недостаточно, да? Тебе было мало… Ты по прежнему не верила в меня все это время, да, Мия? – Мануэль подошел к ней ближе и заглянул в глаза – без злости… просто ища ответы на свои вопросы. - Это неправда! – Мия вскочила в каком-то страстном порыве показать ему, доказать, что он ошибается, сделать так, чтобы он поверил – каким угодно способом, лишь бы достучаться, лишь бы он услышал, понял и поверил… - Я верю в тебя как ни в кого другого на этом свете… Неужели ты можешь сомневаться, что ты для меня – самый важный человек, что я живу ради тебя, Мануэль… - Тогда зачем ты так унизительно поступила со мной? - Я хотела помочь, - в который раз беспомощно повторила Мия, - Я знала, что это дело для тебя очень дорого, я не хотела, чтобы ты его потерял… а решение надо было принимать очень быстро… - Но почему ты мне ничего не сказала? Почему ты столько времени врала мне, Мия? Ты ведь знаешь, что больше всего в жизни я ненавижу ложь, - тихо, но очень серьезно произнес Мануэль. - Ну… - Мия виновато опустила глаза, - я знала, что ты очень… гордый… что ты не согласишься… - Значит, ты знала, - кивнул Мануэль, - Ты знала, что я ни за что не соглашусь на это, и все равно так поступила. Получается, что мое мнение, моя жизненная позиция ничего для тебя не значат, Мия? - Нет, Ману… Любимый, о чем ты? – у Мии словно не осталось сил на жаркий и яростный протест – она просто смотрела на него так, словно каждую секунду надеялась, что он сам поймет, - Я просто тогда сделала это ради нас… ради нашей семьи… Что плохого в том, что я пыталась помочь тебе? – просяще протянула она, - Я знаю, что ты все решаешь сам, но я ведь не посторонний человек, мы с тобой единое целое… Я не могла оставаться в стороне! - Если бы мы были единым целым, ты не врала бы мне столько времени, Мия, - тяжело возразил Мануэль, - ты каждый день была рядом, ты все знала, ты видела, как я пытался выяснить что-то про эти проклятые акции… и молчала. Господи, каким же я был дураком… Ты выставила меня идиотом, Мия, - снова вспыхнул он, - И сколько еще ты собиралась меня обманывать? Ты что, не понимала, что своей ложью ты… разрушала все, что было между нами? - Что ты хочешь этим сказать? – Мия внутренне напряглась. - Что я больше не могу тебе верить, - медленно ответил Ману, - что что-то… сломалось. - Нет, - Мия испуганно покачала головой, - нет… мы же любим друг друга, мы пройдем через это вместе… прости меня, пожалуйста, - она не выдержала и порывисто обняла Мануэля, но ответных объятий не дождалась. - Нет, Мия… На этот раз не получится, - Мануэль отстранился, - ты предала меня, понимаешь? Я не могу этого простить… - Нет, - Мия снова беспомощно почувствовала, как к горлу подкатывает паника и безумный страх, - Нет, я люблю тебя… я не предавала тебя… никогда… - Мне очень жаль, - с усилием выдавил из себя Ману, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно, - но ты сама все испортила… Я больше не верю тебе, Мия, - снова повторил он, повернулся и сделал несколько шагов в сторону входной двери.
- Ты уходишь? – в ее голосе зазвенело отчаяние. - Ты ведь понимаешь… Я не могу тут остаться… это было бы слишком больно, - проговорил Мануэль, и для Мии его слова прозвучали приговором. - Но куда ты пойдешь? – жалобно и почти на автомате спросила она, все еще не в силах осознать, что такое может происходить с ними наяву. - Не знаю, это не важно, - как-то обреченно пожал плечами Мануэль. - Ты не можешь уйти, - Мия снова бросилась к нему, - Не бросай меня, пожалуйста, Мануэль… Я не хочу жить без тебя… Прости меня, умоляю.. - Мия… - он посмотрел на ее родное и такое любимое лицо, заплаканные глаза и отчаяние в каждом жесте, и на секунду Мануэлю показалось, что он как прежде готов отдать все, лишь бы не видеть ее такой несчастной и потерянной. Но та боль, которая пришла к нему сегодня вместе с пустотой, оказалась сильнее его самого, - Прости, но я не могу по-другому, - выговорил Ману и, бросив на Мию последний взгляд, за который она отчаянно цеплялась и разрывала ему этим сердце на части, повернулся, чтобы уйти. - Не оставляй меня, - сквозь рыдания просила Мия, но он уже не захотел этого услышать, и ей достался только щелчок дверного замка – тихий, и от этого еще более жестокий. Мие казалось, что ей нечем дышать, что еще секунда, и она просто перестанет существовать. Она села прямо на пол в коридоре и даже этого не заметила. Вокруг рушился ее мир, и обломки убивали все, что ей было дорого, а Мия просто сидела среди всего этого хаоса, свернувшись одиноким клубочком, все еще бессознательно и бессмысленно бормотала «не оставляй меня» и понимал, что она только что потеряла свою жизнь, и что даже завтрашний день больше не имеет для нее никакого значения. Как будто прямая, по которой она до этого так уверенно шла, вдруг стала тонкой пунктирной линией, а Мие было теперь все равно, пусть бы даже эта линия совсем прервалась.
[align:right]Ты умна, а я идиот, И неважно, кто из нас раздает, Даже если мне повезет, и в моей руке будет туз, В твоей будет джокер. (Крематорий).[/align] Марица шла вперед, с каждым шагом все сильнее ругая себя за то, что не может найти в себе силы остановиться, повернуть назад, сбежать куда-нибудь на край света и затеряться где-то среди незнакомых людей… Ведь не поздно еще придумать какое-нибудь сложное срочное дело и исчезнуть, просто спрятаться от всего мира за ширмой работы. Никто ведь даже не догадается, что это ложь… Но нет, Марица чувствовала, как колотится ее сердце, бьющееся гулкими ударами внутри – словно оно являлось двигателем этого необратимого механизма, который стремительно переносил ее сквозь пространство, не спрашивая ни ее желания, ни веления ее воли. Иначе бы она тут же прекратила это движение, повернула бы время вспять, не позволила бы себе погрузиться в этот омут с головой. Дыхание будто замирало где-то в горле, не давая возможности насладиться прохладой опустевшего города и свежестью ночного воздуха. Порывистый теплый ветер трепал ее прическу, придавая волосам немного хаотичный вид, и еще больше усиливал скорость ее шагов. Пабло вот уже почти час накручивал круги по гостиной, то и дело поглядывая на часы, и считая минуты до прихода Марицы. Она опаздывала (как всегда!) и тем самым будто предоставляла Пабло еще одну возможность как можно точнее обдумать все то многое, что он собирался ей сказать. Мысли как назло хаотично разлетались по сторонам, прятались в самых дальних уголках его сознания, и Пабло по-прежнему не знал как и с чего начать разговор… С Марицей всегда было так: он долго готовился, чуть ли не проговаривая себе под нос каждую свою фразу, просчитывал варианты ее ответов и своих… А потом все рушилось, потому что Марица всегда находила такие слова, которые невозможно было бы хоть как то предугадать, продумать, чем ставила его в полнейший тупик. Сколько таких разговоров уже было, когда Пабло даже не успевал сказать ей суть того, что хотел – она на все смотрела совершенно с другой точки зрения. Сейчас слишком велика была цена ошибки, и Пабло начинал бояться этого стремительно приближающегося часа Икс. Казалось, перед ним стоял карточный домик, который он долго и тщательно складывал, и вот он держит в руках последнюю карту и не может положить ее, потому что чувствует дрожь в ладонях – слишком зыбкая конструкция может рухнуть от одного неверного движения, Марица может оказаться потерянной навсегда от одного опрометчиво сказанного слова. Сейчас он был азартным игроком, поймавшим кураж и поставившим все, что есть, на кон….Оставалось только узнать: повезет - не повезет. Он отодвинул краешек занавески и еще раз прищурился, всматриваясь в темноту пустынной улицы, когда увидел очертания знакомого маленького силуэта - Марица в нерешительности стояла около дома. Уже у порога Марица остановилась и пристально вгляделась в неясные, размытые оконным стеклом очертания горящих в полумраке гостиной Пабло свечей. Мерцающие блики этих маленьких огоньков заиграли в прятки в пелене завесой надвигающихся на ее глаза слез. Марица замерла, как вкопанная, ни в силах сделать больше ни единого движения и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ей стало еще больше страшно входить туда, так как в воздухе будто витало какое-то странное ощущение того, что она уже никогда не сможет покинуть пределы этого дома с тем легким сердцем и облегчением, как это было всегда, когда она уходила на рассвете. Тяжко на душе было еще и от того, что вся эта романтическая обстановка, спрятанная за оконными стеклами, напоминала ей скорее дешевые декорации, за которыми невозможно было скрыть холод их отношений, который так и норовил превратиться в вечную мерзлоту. Когда дверь открылась (хотя Марица еще даже не потянулась к звонку), и Пабло вышел к ней, протягивая руку, будто собирался вести под венец, она почувствовала что стоит на краю пропасти, вступает в неизбежную действительность, которую очень долго старалась обойти стороной, закрывала на нее глаза. Последовал долгий и нежный поцелуй, от которого Марица не в силах была отказаться, настолько он был неожиданным и приятным. - Я уже заждался…- таинственно протянул Пабло, отрываясь от ее губ, и в его бездонных, нереально голубых глазах загорелся огонек, который ожег сердце Марицы, заставив ее смутиться того, что она почувствовала в этот момент к нему столько нежности, сколько только можно было себе представить.
- У нас летучка затянулась почти на два часа, - опустив глаза, ответила Мари, не понимая, зачем она оправдывается, – Да, ладно. Это все пустяки, - Марица с легкостью скинула со своих плеч жакетик и, мило улыбнувшись Пабло, немного привстала на цыпочки, чтобы хоть краем глаза увидеть, что он приготовил для нее. Пабло интуитивно почувствовал ее нетерпение и, слегка дотронувшись до ее плеча, – будто боялся прикоснуться сильнее – подтолкнул ее в сторону комнаты. Девушку в очередной раз что-то пронзило внутри от нерешительности, но теплота ладони Пабло, которую она ощущала на своей спине, его обворожительная улыбка и вид триумфатора сообщали ей, чтобы она без всяких сомнений шла вперед. Обстановка была похожа на сказку. Где-то в глубине души Марица, конечно, мечтала о каких-то подобных жестах со стороны Пабло, но всем своим видом старалась показывать, что это не так. На самом деле, она вообще не позволяла себе погружаться в мечты, чтобы не отрываться надолго от далеко не столь красивой реальности и не испытывать чувство разочарования, если вдруг случайно ее мечты все-таки не найдут свою касательную к линии ее жизни. А Пабло как будто всегда подсознательно чувствовал все то, что Марица пыталась так старательно скрыть, в первую очередь именно от его глаз. Он специально устроил так, чтобы они сидели на полу, как больше нравилось Марице - так она чувствовала себя уютней и свободней… Завораживающе головокружительно пахли ее любимые цветы жасмина, в носу искрился вкус шампанского, и волнительно-счастливые глаза Пабло, казалось, требовали от Марицы чего-то, о чем она не подозревала… - И какой же повод? – с замиранием сердца произнесла Марица, боясь, что за ее вопросом последует его ответ. Не важно какой. В контексте всего происходящего ее пугало все, что мог сказать ей Пабло. - Я хотел побыть с тобой. Рассказать тебе кое-что… - он лукаво улыбнулся ей, надеясь произвести эффект загадочности. Потом, словно смутившись собственной важности, он усмехнулся и украл ее поцелуй – будто вкус ее губ придавал ему храбрости. - Это что, все, что ты хотел сделать? – Марица даже отпрянула от него и попыталась улыбнуться, чтобы как можно тщательнее скрыть волнение, охватившее ее еще сильнее. А Пабло как назло взял паузу, скрывающую столько смысла, разгадать который Марица не могла, как бы ни пыталась – поэтому единственное, что ей оставалось, это делать вид, что ее абсолютно ничто не может удивить... - Я организовываю Селесте мировое турне, – неожиданно и как-то с осторожностью произнес Пабло, глядя на лицо Марицы, в ожидании какой-нибудь ее реакции. Реакции не было. Мари растерянно смотрела на него, не в силах подобрать слова, - Все очень быстро решилось. Я тебе говорил, что Селесте добилась большого успеха… - продолжил тем временем Пабло, все еще стараясь следить за ее взглядом, и думая про себя, что Марица наверняка даже не обращала внимания на его рассказы, потому что всегда была погружена только в свои проблемы, - Сегодня мы с Томасом подписали контракт. У нас есть спонсоры, осталось только уладить некоторые вопросы и расписать тур. - Так ты уезжаешь…- повторила сама для себя Мари. В голове у нее автоматной очередью забились мысли о том, что это может значить для их отношений. Пабло не будет рядом. Долго. Что она будет делать без него? - Да, – кивнул Пабло, – Я специально устроил этот вечер, чтобы… - Попрощаться… – выдавила Марица, пристально глядя на Пабло и почему-то боясь, что он подтвердит ее мысль. - Нет, что ты… – он тут же отмахнулся от ее слов, как от чумы, - Я хочу пригласить тебя с собой, – он на мгновение замолчал, ловя момент, пока она еще не успела толком осознать смысл его слов, - Ты хочешь поехать со мной? Марица поняла, что настолько обескуражена, что даже не чувствует в себе дара речи. Пабло приглашает ее с собой! Это как раз в то время, когда ее изнутри просто пожирали сомнения – она не могла без мук совести смотреть ему в глаза, просто быть рядом с ним. От этого она почему-то еще больше стушевалась, не зная как себя вести.
- Ты только представь - нам будет там так хорошо вместе… – Пабло смотрел на нее с таким нетерпением, не в силах дождаться хоть одного слова, знака того, что он говорит не впустую, но Мари молчала, а ее неуверенно бегающие зрачки выдавали нервозность и неуверенность. - Я не знаю, - пробормотала Марица, спустя мгновения, показавшиеся Пабло часами, – Я не знаю… Я не могу вот так вот это решить. Ты не можешь мне предлагать такое… Такие решения не принимаются с вечера на утро. Честно говоря, я даже не понимаю, зачем ты говоришь мне все это? - Марица даже не заметила, как начала тараторить, быстро-быстро, едва понимая сама себя. Скорее даже не понимая, но остановиться она уже не могла – надо было отвечать хоть что-то, неважно что, ведь именно этого ждал от нее Пабло, – Я очень горжусь тобой. Мировое турне - это здорово, ты мечтал об этом так давно, но…Это же твой успех, твоя победа, какое ко всему этому отношение имею я? - Ты имеешь отношение ко мне! – откровенно ответил на это Пабло, даже не понимая, зачем она спрашивает такую глупость. - Да, но ты не можешь просить меня, чтобы я поехала с тобой, - Мари даже не хотела представлять, насколько более глубоким и искреннем было его предложение, - Это же твоя работа… Я очень рада, что скоро весь мир будет у ваших ног, но… - Марица, - Пабло своим спокойным голосом прервал все ее попытки отмахнуться от него, – Мой мир - это ты! Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Мне не нужен никто кроме тебя, и всю мою жизнь я хочу разделить только с тобой. Пусть это турне все изменит для нас, станет самым лучшим и запоминающимся периодом в нашей жизни… Ты сможешь писать о многих мировых событиях. Я буду решать вопросы с концертами. И мы не будем расставаться больше ни на минуту! – он так выразительно смотрел на нее, и Мари ощущала, что тонет в этом взгляде. Она слушала его и чувствовала, как какой-то огромный импульс заставлял ее броситься на шею Пабло, утонуть в его объятиях и ласках, заняться с ним любовью, но загнанный в угол разум бился за то, чтобы она перетерпела этот момент непонятной слабости. Внутри у нее началась отчаянная война самой с собой, первой и единственной жертвой которой уже и была сама Марица: слабая, подкошенная, раненая в самое уязвимое место…Она чувствовала, что еще одна секунда этой муки и душа ее просто взорвется на множество острых мельчайших осколков. На какой-то момент между ними тяжелым грузом повисла тишина. Мари небрежно вытерла накатывающуюся слезу рукавом своей модной кофточки, и, сама не понимая, зачем и почему она это делает, вскочила со своего места и бросилась наверх, в ванную комнату. Чтобы не видеть Пабло, чтобы закрыться от него на крепкий замок, чтобы не слышать его за шумом воды. Пабло тут же последовал за ней, но остановился прямо перед захлопнувшейся перед ним дверью. Он прислонился щекой к глухому к его словам деревянному дверному проему и аккуратно постучал, надеясь вновь привлечь внимание Марицы к себе. Марица напряглась и замерла, неудобно приткнувшись плечами к двери с противоположной стороны, как загнанный в угол зверек, и почувствовала, как сжалось внутри ее сердечко – будто тоже притаилось внутри, боясь, что его заметят. - Марица… - Пабло еще раз тихо постучал, – Что с тобой? Что я такого сделал? – обескуражено говорил он в пустоту, – Я правда, хочу чтобы теперь все было по-другому! - Пабло чувствовал необходимость показать ей, как много он хочет изменить, сколько новых границ раскрыть перед ней, – Марица, ты – это все, что есть в моей жизни! Ты только представь себе какой успех нас ждет, все будет так, как ты мечтаешь… – ответа не было, - Марица… Неужели все, что я говорю, не имеет для тебя никакого значения? Это имело гораздо большее значение, чем, как казалось Марице, представлял себе Пабло. Поэтому она предательски молчала… долго еще выжидая момент, когда Пабло замолчит и весь ее мир погрузится в звенящую в ушах тишину.
ГЛАВА 5 [align:right]Одинокая птица, ты летаешь высоко. И лишь безумец был способен так влюбиться, За тобой вверх подняться, за тобой вверх подняться, Чтобы вместе с тобою разбиться. (Nautilus Pompilius).[/align] Еще никогда Пабло не было так нестерпимо больно и жалко самого себя, как в ту ночь, когда он оказался отделенным от Марицы стеной своей же ванной комнаты. Он долго еще стоял, а потом и сидел на полу, уткнувшись головой в дверной проем, и разговаривал с ней… Или не с ней, он сам не знал с кем говорит и кто его слушает. Он уже чувствовал, что Марица уплывает от него, как песок уходит сквозь пальцы, окуная его в темную пропасть отчаяния и бессилия, но все равно изо всех сил цеплялся хоть за какую-нибудь соломинку, пытался еще хоть каким-нибудь словечком привлечь ее внимание, показать, как много она значит для него, с каждой фразой все меньше и меньше надеясь на успех. Пабло почувствовал себя обычной собакой, которой Марица позволяла до поры до времени вертеться у своих ног и теперь вдруг дала ему пинка под зад и выбросила за порог, закрыв перед носом дверь. А он все метался, скулил, бился головой о стену, продолжал надеяться, совершенно не понимая, за что она так поступила с ним. А потом пришло это страшное осознание своей ненужности, покинутости, брошенности на произвол судьбы, от чего по коже побежали ледяные мурашки и захотелось действительно просто по-собачьи завыть от тоски и боли. И тогда он медленно поплелся обратно в гостиную, удивляясь насколько тяжелым и неповоротливым казалось ему собственное тело и слабыми ноги, что хотелось просто рухнуть на пол и даже не пытаться шевелиться. В гостиной все еще благоухало ароматом романтики, и от этого на душе становилось еще больнее. Пабло обреченно опустился на диван и как-то машинально дотянулся рукой до бутылки виски. Забыть все – это было единственное, о чем он мечтал в эту минуту!!! И почему вся его жизнь сошлась клином именно на Марице? Как он только мог думать, что Марица согласится разделить с ним жизнь? Она ведь никогда не проявляла ни малейшего желания сделать ради него хоть самую малость - только ставила ему планку требований, которую Пабло должен был, как цирковой артист, поднимать выше и выше, а сама растворялась в рваном ритме своей жизни… Он же жил только для нее и ради нее, боготворя ее, как свой единственный идеал. А Марица вдруг осознала, насколько сильно оказалась повержена любовью Пабло и прикована к нему, что всего от нескольких его слов все, что она так долго копила в себе, не желая принимать, вдруг в одночасье вырвалось наружу. Потому слезы просто не переставая лились, покрывая ее щеки красными пятнами, смазывая тушь с ресниц, от чего в глазах щипало еще сильнее, и сотрясая всхлипами изнутри ее тело, так сильно, что в груди постоянно не хватало воздуха. Сколько она себя помнила, всю свою жизнь она мечтала только об одном – избавиться от наваждения Пабло, повернуть свой путь в противоположную ему сторону. Но сколько бы раз она ни уходила, сколько бы мостов ни сжигала за собой, Мари всегда возвращалась к нему, как корабль, переживший шторм в открытом море, всегда возвращается в порт приписки. Просто потому, что он всегда стремился только к одному – быть с ней, и всегда ждал ее с распростертыми объятиями, будто зная, что им судьбой предначертано быть вместе. И это его победное спокойствие просто сводило ее с ума, но признать свое поражение она не могла. Потому что не может такой слабак, как Пабло, который без нее в этой жизни не стоит и ломанного гроша, так смело пытаться руководить ее жизнью… Или может? Она почувствовала себя просто бессильной перед этой опасной мыслью, испугавшись, что круг ее жизни замыкается на Пабло, и оковы этих отношений не разорвать, как ни старайся, - а с неугодными мыслями Марица Пиа Андраде привыкла беспощадно бороться, даже если придется бороться с собой. А для начала, неплохо бы остановить этот поток слез, который начинал просто душить ее.
Бутылка виски, которую Пабло беспощадно сжимал в руках была уже почти пуста, но последние капли все равно обжигали все его нутро, заставляли чувствовать внутри весь тот пожар, что охватил синим пламенем его душу, его чувства, его любовь. Нет, всему этому определенно пора было положить конец. Эти отношения уже и так стали для него удавкой на шее, от которой необходимо было начинать избавляться, если он хотел продолжать жить. Не может же он постоянно бегать перед ней на задних лапках, заискивающе глядя в ее глаза, обещая исправить все свои изъяны, только бы она не выкидывала его за пределы своей жизни, только бы продолжала кормить его крохами своих чувств, чтобы он не умер с голоду… В эхо этим мыслям Пабло вдруг услышал робкие приглушенные шаги наверху и вздрогнул, будто от удара молнии, - Марица все-таки вышла. Она как всегда хотела тихо и незаметно уйти из его дома, не дождавшись рассвета, не оставляя ни малейшего следа своего присутствия в его доме и жизни. Как это похоже на нее. - Опять собираешься улизнуть! – Пабло вырос перед ней как непроходимая скала, перегородившая ее путь к отступлению. - Пабло, ты пьян…- Марица небрежно оттолкнула его от себя и перекосилась от запаха перегара. - Все равно, ты никуда не уйдешь, пока я не скажу тебе все, что думаю… - Только не сейчас, ладно…- предупреждающе произнесла Марица, – Ты первый потом будешь сожалеть из-за того, что наговоришь… - Нет, не буду! Единственное о чем я жалею, так это о том, что я все время молчал! – Пабло старался сделать свою речь как можно более связной, но язык, казалось, просто прилипал к сухому горлу. Он хотел было сказать что-то еще, но Марица попыталась сделать как можно более равнодушный и незаинтересованный вид: нарочито опустила голову и стала напевать себе под нос какую-ту незамысловатую песенку – как еще можно показать ему, что его слова для нее просто пустое место? Пабло с замиранием сердца посмотрел на нее и почувствовал какой-то дикий наплыв ярости из-за ее манеры поведения. Он схватил Мари за плечи и встряхнул, как тряпичную куклу, чтобы она смотрела на него, когда он с ней говорит. - Немедленно пусти меня! – выкрикнула Марица - такое обращение она терпеть не могла, - Я не собираюсь тратить на тебя свое время. Оно пригодится мне для более важных вещей… - Ах да, твое ценное время, которого всегда нет для меня, – протянул Пабло, - Мне уже осточертело, что ты обращаешься со мной, как с ненужной вещью, которой нет места в твоей жизни. Как с бесплатным приложением, грязной кляксой в твоей биографии…
- Знаешь, что, - Марица не заметила, как перешла на крик, – Ты, кажется, сам согласился, что наши личные отношения не будут касаться нашей работы, не будут никак мешать нам строить свои жизни, нет? - Конечно, как удобно ты устроилась… Живу как хочу, делаю что хочу… И только какой-то Пабло все время мешается под ногами… Потому что я, идиот, всегда ждал от тебя того, что ты никому не можешь дать – ЛЮБВИ! - Замолчи, немедленно! - Марица готова была заткнуть себе уши или провалиться сквозь землю, настолько легко Пабло удавалось ранить ее в самое слабое место. - А что, правда глаза колет! – победно продолжил Пабло. – Ты не умеешь любить никого, кроме себя! Тебе же абсолютно нет дела до других… Вся жизнь крутится только вокруг великой и неповторимой Марицы! Ты и пальцем не пошевелишь, если у тебя не будет собственного интереса…И Мия у тебя наивная дурочка, и Мануэль ненормальный влюбленный, и Луна с Нико, и Лухан с Маркосом – сумасшедшие, потому что уже столько лет вместе… - Пабло с дьявольской искоркой в глазах загибал на руке пальцы прямо перед глазами Мари, - А все потому, что ты бы безумно хотела оказаться на их месте.. Но не можешь! Ты всего лишь законченная несчастная эгоистка, и… просто не умеешь любить НИКОГО! - А может быть, ты умеешь? – с тем же напором и рвением ответила Мари, настолько сильно ей захотелось сделать ему больно, – Или ты скажешь, что любил всех тех шлюх, с которыми спал? Конечно… И как я могла забыть, что еще у тебя есть горячо любимый папочка, и ты продолжаешь бегать к нему в тюрьму, скуля и прося прощения за то, что ты туда упрятал его. Действительно, Пабло, ты умеешь любить! - По крайней мере, я не бросаю своих родственников на произвол судьбы и не могу плюнуть в лицо человеку, который дал мне жизнь. В отличие от тебя! – Пабло действительно было сложно говорить на эту трудную тему. Его отец, конечно, заслуживал наказания, но если бы не настояла Марица, вряд ли бы он когда-нибудь решился. Но тогда выбор стоял ребром, а Марица была его заветной мечтой. - Ты просто был и остаешься папенькиным сынком…- ехидно произнесла Марица, посчитав, что в этой теме победное слово осталось за ней, - И знаешь что? Даже если бы я хотела, я бы не поехала с тобой никуда, ясно? Потому что тебе нужна не женщина, а нянька, чтобы вытирала тебе сопли и слюни каждый раз, когда бедного мальчика обидят… Ты жалок, Пабло… - Может быть, но это ты сделала меня таким… - Пабло даже не пытался спорить, - Ты только и можешь, что дергать меня за ниточки, как марионетку, заставляя делать то одно, то другое… «Пабло, ты должен стать лучше… Пабло, ты должен быть другим…», - он даже скривился, пародируя слова Марицы, – Потому что ты сама не знаешь, чего ты хочешь… Если кому и стоит разобраться в себе и измениться – так это тебе самой! Вот скажи, ты хоть когда-нибудь любила меня или была со мной просто из жалости? Марица долго-долго копила в себе гнев и слезы, застрявшие в горле, и, наконец, не выдержала и хлестко ударила Пабло по щеке: - Придурок! – никогда еще никто не позволял говорить ей такое в лицо, – Не понимаю, почему я сразу не наплевала на тебя и еще старалась сделать из тебя человека…Чтобы потом ты предъявлял мне счет! Если ты не в курсе, то я никогда ничего от тебя не требовала, потому что рабовладельческий строй отменили уже очень давно. Все что ты делал – ты делал для себя. А то, что ты не в состоянии ничего добиться, не цепляясь за мою юбку – так это не моя проблема! Хотя юбки я не ношу…- Марица жестко и зло усмехнулась, но ее шутка не показалась Пабло уместной.
- Значит, по-твоему, я ничего не могу добиться без тебя? – пощечина немного остудила его, и теперь он говорил менее эмоционально, будто бросая Марице вызов, – А что ты, собственно, знаешь о моих делах? Тебя ведь никогда не было рядом! Это я как дурак следил за тобой! Хочешь, я перечислю тебе все твои успешные репортажи, хочешь, скажу, за что ты получила награды? Так кому из нас плевать на другого? - Единственное, что я понимаю, это то, что я всегда была тебе обузой, и совершенно не ясно, почему ты делал мне такое большое одолжение и жил со мной! - Да потому что я любил тебя! – как-то обреченно произнес Пабло, осознавая, что этого Марице не понять никогда, – Но знаешь - с меня хватит! Теперь ты смело можешь быть предоставлена сама себе, потому что я умываю руки! Мне уже не нужно, чтобы ты ехала со мной в тур, мне уже вообще ничего от тебя не нужно. Между нами все кончено и на этот раз бесповоротно! – Пабло сам не верил, что действительно произносил эти слова. Если бы ему кто-нибудь когда-то сказал, что инициатором разрыва с Марицей будет он – он бы только рассмеялся, настолько это казалось ему невероятным. Это Марица всегда уходила от него в поиске чего-то (или кого-то) лучшего, а он всегда надеялся на ее возвращение. - Не велика потеря! – огрызнулась Марица. – Только знаешь, что… Не надо приползать ко мне на коленях, умоляя простить тебя, когда ты поймешь, что был не прав…- И в этот раз Мари удалось проскользнуть под его плечом и добежать да двери на улицу. Но Пабло уже не пытался удержать ее. Те секунды, которые потребовались Марице, чтобы одеться – казались ей неимоверно долгими. Щеки ее пылали гневом, а глаза просто метали молнии, готовые поразить насмерть любого, кто встанет у нее на пути. Она была дико зла на весь свет. Согревала ее душу, придавала уверенности в себе только одна мысль - что Пабло еще миллион раз пожалеет, о том, что произнес в их отношениях слово «конец». Она прекрасно знала, что проживет и без него, уже даже в эту минуту она намного лучше чувствовала почву под ногами, потому что все колдобины на ее пути создавал только Пабло. Наконец-то она вновь сможет держать нити своей жизни у себя в руках и не будет больше этих вспышек холода, леденящих ее сердце и придающих ощущение неуверенности, с которым она не могла справиться. Марица для многих мужчин была сколь желаема, столь и недоступна. Ей никогда не приходилось искать достойного – находили и выбирали всегда ее, а она всегда с охотой начинала новые романы, ожидая от них гораздо большего, чем давал ей Пабло. А вот несчастный Паблито в это время всегда падал в горькую пропасть отчаяния и мог обнять разве только бутылку виски, как и происходило сейчас. Это было лестно для нее - знать, что она всегда останется на коне и никто, тем более Пабло Бустаманте, не сможет свергнуть ее с вершины – поэтому пределы дома Пабло она покидала с ощущением еще одной победы над ним. Как же ей не хватало этого чувства! Раздался громкий хлопок, будто дверь слетела с петель, и Пабло понял, что Марица ушла не тихо, как собиралась несколькими минутами ранее, а громко, чтобы об этом знал весь свет - она же любила всегда оставлять последнее слово за собой. Пускай, раз ей так нравится производить эффект… Пабло еще не мог понять, стало ли ему легче или нет, но он абсолютно отчетливо чувствовал, что возвращения к старому уже не будет. В этот вечер он излил ей те мысли, что всегда темными стаями кружили у него в голове, но которые он никак не решался сказать кому-то, тем более ей, чтобы не задевать ее самолюбия, не причинять ей боль. Чтобы не потерять ее. А теперь он смог. Просто потому что устал от того, что история их отношений писалась только кистью Марицы, а он лишь мог наносить на эту картину незаметные вехи, на которые никто даже внимания и не обратит… Теперь финальная точка была поставлена его рукой! Пабло было даже странно, насколько неожиданно легко для самого себя он перечеркнул долгие годы жизни, то огромное и счастливое для него время, когда все его мечты и желания носили имя Марицы, и он не видел для себя иной судьбы. И удивительно, откуда вдруг появились и у него новые многообещающие перспективы – неужели это и вправду он сам оказался на что-то способен - ведь Марица в чем-то была права, когда говорила, что без нее он ничего не стоит. Будто он долго-долго шел по туннелю, видя единственный лучик света впереди и, наконец, добрел до выхода и увидел перед собой просторные солнечные горизонты. Это вселяло надежду… Только единственный его путеводный лучик было уже не найти.
[align:right]Но я узнал, как больно ранят Неосторожные слова и равнодушный взгляд, И как несносен мир, когда идут дожди, И как печален путь, когда идешь один. И я один, как лодка в океане, И, весла бросив прочь, я буре буду рад. Я почему-то верил – счастье не обманет, Всего лишь день назад Всего лишь день назад (Воскресение).[/align] Следующие несколько дней смешались в сознании Мии в одну сплошную беспросветную массу. По ночам, вглядываясь в темноту уставшими от слез глазами, она всем сердцем желала, чтобы никогда не наступал рассвет и никогда не начинался новый день, означающий еще один день в одиночестве… без Мануэля… Потом, когда к утру Мия забывалась тяжелым, беспокойным сном, ей не хотелось из него выходить, потому что казалось, что хотя бы тогда она может не думать и не чувствовать. А когда она просыпалась, то молила Бога, чтобы снова не приходили эти мучительно-серые вечера и ночи. Так плохо и страшно Мие не было уже давно. Она не привыкла жить одна, спать одна, возвращаться во всегда пустую квартиру, и поэтому даже стены давили так, что хотелось сорваться с места и убежать. Но сил не осталось и на это, поэтому Мия так и продолжала существовать почти по инерции, как будто вдруг потеряла себя где-то в безвоздушном пространстве апатии. Чтобы вновь найтись, ей нужно было найти Мануэля, но его не было… нигде… Мия ни на секунду не расставалась с сотовым, и даже из дома выходить не хотела, чтобы не расставаться и с домашним телефоном тоже, а когда все-таки вынуждена была уйти, по возвращении с самого порога бросалась проверять автоответчик. И все это в надежде, что он позвонит… хотя бы один раз… Но он не звонил, и ей хотелось умереть от этой безысходности и невозможности снова услышать его голос. Мия отчаянно искала Мануэля сама, всегда, и сознательно, и неосознанно – она искала его во сне, по утрам в своих объятиях, по вечерам на кухне… и не находила. Да и на другом конце провода в телефоне его тоже не было - сколько бы Мия не набирала эти высеченные в сознании цифры, абонент по-прежнему оказывался вне зоны действия сети. Мия сходила с ума не только от одиночества, но и от беспокойства, потому что впервые не знала о Мануэле абсолютно ничего – ему ведь некуда было уходить от нее, и Мия понятия не имела, что он мог сделать и куда податься в том состоянии, в котором она видела его в последний раз. Она попыталась было выяснить что-то у Пабло, но тому и без нее было плохо после расставания с Марицей, и Мия не могла нагрузить его еще и своими проблемами, к тому же сестра была так зла, что наверняка обиделась бы на нее за это. Нико тоже ничего не знал, кроме того, что Ману попросил его какое-то время заниматься фирмой без него, и Мия не представляла, к кому еще ей обратиться – даже Соня с Франко, и те были в отъезде из-за того, что Соня все-таки умудрилась вытащить Колуччи в горы позаниматься экстремальными видами спорта – она почти два года пыталась уговорить его на это. У Мии осталась одна только Марица… но Марица не понимала ее.
Да, она приехала и даже осталась на ночь, потому что Мие невыносимо было находиться одной в пустой квартире, но все равно Марица не могла понять… Казалось бы, они находились почти в одинаковой ситуации, ведь Мари тоже только что рассталась с Пабло, но она относилась к этому как-то совсем по-другому. Может быть, конечно, сестра пыталась таким образом заглушить боль, но она больше злилась на Пабло и на саму себя, чем переживала из-за того, что пришел конец самым важным отношениям в ее жизни. Марица умела переступать границу и просто вычеркивать человека из своей судьбы – Мия не умела. Она плакала и говорила сестре о том, что единственное, чего она хочет – это найти Мануэля и выпросить его прощение, умолять его, если нужно… Мия готова была даже унизиться ради сохранения своей любви, она признавалась Марице, что не может жить без Ману, что она без него не существует, а Марицу такая реакция больше раздражала, чем вызывала сочувствие. Она пыталась убедить сестру, что ни один мужчина на свете не стоит того, чтобы ради него наступать на свою гордость. Мия говорила, что хочет умереть оттого, что любимого нет рядом, что она бы все отдала, чтобы снова к нему прикоснуться, а Марица отвечала, что клин клином вышибают и что она отведет Мию веселиться в какой-нибудь клуб, где наверняка найдутся те, кто станет ценить девочек повыше, чем кретины Пабло и Мануэль. Мия смотрела на сестру как на сумасшедшую и продолжала твердить, что даже представить себя не может в объятиях кого-то, кроме Ману, тем более теперь, а Марица только безнадежно вздыхала в ответ, демонстративно хмурясь, что сестра неисправима в своей глупости и наивности. Хотя, может быть, таким образом она просто пыталась расшевелить ее, и за эти попытки Мия была Марице благодарна. Она не знала, правду ли та говорит, когда утверждает, что после разрыва с Пабло почувствовала себя только счастливее и свободнее, но рада была хотя бы такой поддержке со стороны Марицы. Хоть Мари и ворчала, что ни Ману, ни все парни вообще не стоят ни одной Мииной слезинки, и что это Мия должна на него обижаться за неблагодарность, а все равно она, по меньшей мере, была рядом, а Мие сейчас был необходим родной человечек, пусть и с почти противоположной жизненной позицией… Мия ведь тоже позволяла Марице разрядиться, выпустить пар и отвлечься, поэтому они были нужны друг другу – две противоположные стороны одной фигуры, странным образом все же примыкающие одна к другой. Если бы не было Марицы, Мия вообще не знала, как пережила бы эти дни. Мануэль предпочел, чтобы рядом с ним не было никого. Хотя, вероятно, на самом деле ему было просто все равно – какая разница, наблюдает кто-нибудь за тем, как на мелкие осколки рассыпается твоя жизнь, или нет? Просто никто не смог бы понять, что именно он испытал, когда в тот злополучный вечер ушел и закрыл дверь домой с обратной стороны. У Ману не было другого дома, другой семьи кроме Мии, да и вообще по сути ничего больше не было – вся его жизнь сосредотачивалась там, за этой самой дверью, которую он закрыл. А остальное не имело никакого значения – в пустоту проваливались все события, вещи, люди – ничего не осталось, стерлись даже границы дня и ночи. Если бы у Мануэля спросили, сколько суток он провел в номере первого попавшегося отеля, где он снял комнату после ухода от Мии, он бы не ответил – не было никаких суток, одна сплошная череда секунд, минут и часов – маленьких отрезков бесконечно длинной прямой боли и предательства. Сначала Ману пытался заглушить это разочарование алкоголем, не расставаясь с бутылкой, и, возможно, на какой-то промежуток времени это ему помогло, потому что действовало как анестезия для сознания, но потом становилось только хуже, из тумана хотелось выбраться, но не слишком получалось… Он плохо помнил, что именно делал в эти несколько дней, но зато прекрасно помнил ощущение безысходности и глухого отчаяния. Как когда все пути назад отрезаны, а впереди лишь тупик. Мануэль знал это ощущение наизусть, его помнили его сердце, его кожа, его дыхание… с детства… со смерти отца… Когда-то, когда в его жизнь вошла Мия, он научился верить, что оно больше не вернется, но оно вернулось, а Мию он потерял… В эти дни он потерял и себя тоже – совсем как Мия – только Мануэль в отличие от нее и не пытался искать… ни себя, ни ее. Он даже не выходил из холодного и чужого номера в отеле, по абсолютной случайности ставшего его временным убежищем. Хотя один раз Ману все же его покинул – когда почувствовал, что задыхается, что ему не хватает воздуха, не хватает жизни…
Он не стал тогда брать машину, а просто стал бродить пешком по улицам ночного Буэнос-Айреса, заполненным легким ветерком, огоньками, смешанными с шуршанием шин, осколками разговоров и музыки, и мыслями о Мие. А еще в ночном городе жила тоска - полупрозрачная и как будто куда-то зовущая, и Мануэль с этой тоской нашли друг друга – они были одинаково одиноки. Но несмотря на то, что эта тоска разрывала душу, она очень многое расставляла по своим местам. Например, она давала понять, что что бы ни случилось, все равно необходимо учиться как-то жить дальше, даже если это кажется худшей пыткой на свете. После свидания с ночными улицами и ветром Мануэлю стало еще хуже, но зато прояснилось его сознание. Он вдруг отчетливо осознал, что не вынесет больше той болезненной прострации, в которой до сих пор находился, и понял, что не может и дальше скрываться от реальности в своей скорлупе, будь то полная изоляция от мира или маленький номер в гостинице, что, впрочем, на данном этапе стало для Ману синонимами. Поэтому на следующее же утро, даже не попытавшись заснуть после своей бесконечной и в то же время короткой прогулки, Мануэль поехал туда, где раньше был его дом. Он остановил машину сбоку, потому что не хотел, чтобы Мия его увидела, но сидеть и бездейственно ждать неизвестно чего оказалось еще хуже, чем просто столкнуться. Ману и сам толком не знал, с какой именно целью он сюда приехал, но, наверное, что-то подсказывало ему, что он не сможет сделать ни одного шага вперед, если хотя бы в последний раз не оглянется на свою жизнь, которой у него больше не было. Сердце Мануэля было готово выпрыгнуть из груди, когда он увидел, как из дома выходит Мия – такая красивая, родная, желанная, та, без которой он сходил с ума все эти дни – и первым его порывом было броситься к ней, обнять, сказать, как ему ее не хватало, и что все произошедшее между ними – дурной сон. Но Мануэль сдержался. Он вцепился в дверную ручку до боли в пальцах, но не вышел из машины, а лишь проводил Мию взглядом. И только когда она скрылась за углом, Ману медленно подошел к дому, не решаясь поднять глаза на окна их квартиры, и вошел внутрь. С самой же первой секунды, как Мануэль переступил через порог, он понял, что прийти сюда было пыткой. Квартира так ровно и уютно дышала знакомыми запахами, родными вещами... Мией, что у Ману буквально закружилась голова от отчаяния. Ему безумно захотелось просто побыть здесь, прикоснуться к этому мирку, войти в их с Мией спальню, в которой была прожита целая жизнь – жизнь, которая все еще обжигала вены и не желала становиться воспоминанием. Но щемящий спазм в груди, приходивший вместе с тоской и с одной лишь мыслью о том, что все теперь растоптано, не давал Мануэлю сделать ни шагу. Он просто стоял посреди гостиной, не понимая ни что он тут делает, ни как он теперь сможет уйти. Но времени на то, чтобы решить этот вопрос, у Ману не оказалось – слишком быстро его вывел из оцепенения шорох ключа в замочной скважине. Сердце вопреки желанию забилось сильнее, потому что Мануэль знал, что это не может быть никто другой кроме Мии, и в то же время он не был готов сейчас встретиться с ней, хотя каждой клеточкой и мечтал снова ее увидеть. Мия замерла на пороге, не веря своим глазам, которые за одну секунду вдруг ни с того ни с сего наполнились слезами – то ли облегчения, то ли боли. - Любимый... – выдохнула она и бросилась к Мануэлю, обняв его и прижавшись к нему всем телом, - ты вернулся... ты здесь... Я так боялась, что потеряла тебя, - Мия так обнимала его, так бережно гладила его волосы и с такой детской надеждой смотрела ему в глаза, что Мануэлю стоило больших усилий отстранить ее. Но, тем не менее, он это сделал. - Мия, - Ману опустил глаза, потому что не хотел, чтобы она поняла, что одним своим объятием растопила в них все льдинки, которые он так тщательно пытался приготовить, - я... я хотел забрать некоторые вещи, - как приговор произнес он. - Вещи? – растерянно пробормотала Мия, и Мануэль мог буквально прочесть, как надежда в ее глазах медленно сменилась отчаянием. - Я не думал, что ты так быстро вернешься, - добавил Ману, чтобы успеть собраться с мыслями и не выдать себя. - Да... Я случайно забыла телефон и вернулась за ним, - теперь уже совсем бесцветным голосом проговорила Мия. А она ведь бежала в квартиру сломя голову именно потому что боялась пропустить звонок от него... И теперь Ману был рядом, стоял перед ней, прятался под маской безразличия, и Мия не знала, что ей делать. Он изменился... Лицо осунулось и выглядело уставшим, щеки покрылись несколькодневной щетиной, глаза выдавали бессонные ночи- такие же бессонные и одинокие, как у нее самой. И тем не менее, Мию пугал его взгляд – слишком чужой для этих обожаемых темных глаз, - Как ты? – осторожно спросила она. - А ты сама как думаешь? – ответил Ману с такой интонацией, что этот вопрос стал самым исчерпывающим ответом из всех возможных.
- Куда ты хочешь уйти? Зачем? – вдруг отрывисто бросила Мия. Ей столько всего хотелось сказать... но слова не складывались в предложения и не желали срываться с губ – они боялись идти к Мануэлю, так же как и сама Мия после того, как он ее уже оттолкнул. - Я пока живу в гостинице, - пожал плечами Мануэль, - а квартиру оставь себе, она проплачена на три месяца вперед... потом решишь, что с ней делать, - как можно более бесстрастным тоном сказал он, чем причинил Мие очередную безумную боль – опять деньги, опять он это подчеркивает, опять хочет уколоть... как будто он не знает, что без него ей здесь хуже, чем в тюрьме... Она растерялась и не смогла ничего ответить, и Мануэль этим воспользовался, чтобы сделать шаг к спальне – Пойду соберу вещи, - объявил он и скрылся за дверью. Мия не пошла за ним, она только опустилась в кресло и почувствовала горячие соленые ручейки на щеках. Как только Мануэль вошел в спальню, он понял, что ни одна из этих якобы необходимых вещей на самом деле ему не нужна – он даже не знал толком, что именно собирался забрать. Но ведь нужен же был какой-то предлог... И Ману даже честно попытался на самом деле собрать какие-то свои вещи, но присутствие Мии за одной лишь тоненькой стеночкой так сильно обжигало, что не было никакой возможности сосредоточиться. В итоге он просто достал из шкафа небольшую дорожную сумку, покидал туда первое попавшееся и вернулся обратно в гостиную, сознавая, что если не уйдет отсюда в ближайшие пять минут, то просто сломается. И какая-то часть Мануэля, возможно, хотела сломаться, но поступок Мии задел в нем что-то намного большее, чем просто принципы и самолюбие, поэтому некий внутренний стержень твердил Ману, что сломаться он не имеет права. Когда он вышел, Мия все еще сидела в той же позе на диване и подняла на него заплаканные глаза. - Ты не можешь простить меня, да? – обреченно произнесла она после того, как они несколько секунд просто смотрели друг на друга. - Нет... – медленно и тихо ответил Ману. - Но почему, Мануэль? Почему? – снова отчаяние в любимых голубых глазах, - Ты больше меня не любишь? - Я хотел бы тебя не любить... – после долгой паузы пробормотал Мануэль, но все таки соврать не смог, хотя один лишь его ответ мог поставить последнюю точку на ее еще теплившейся надежде, - Так нам обоим было бы легче... - Прости меня, пожалуйста... Прости... – в очередной раз почти как заклинание повторила Мия, - я совершила ошибку... но только потому что ты для меня все, Мануэль... Я сделала это потому что... - Не надо ничего объяснять... – он жестом остановил Мию, - Дело не в том, почему ты это сделала, а в том, что ты убила то, что было для меня святым... доверие... Я безгранично верил тебе, Мия... А ты меня унизила. Этого уже не исправишь, понимаешь? - Любовь ведь важнее гордости, разве нет? – тихо спросила она и съежилась, словно ожидая удара. - Именно поэтому... Когда любовь слишком сильная, от нее не ждешь ударов ниже пояса... И получать их слишком больно, - как-то особенно ответил Мануэль, - Поэтому я должен сейчас уйти... Я не могу изменить себя, Мия, я не могу по-другому... я не умею по-другому, - добавил он после того, как воцарилась тишина. И Мия знала, что это правда – она даже любила его за то, что для Ману не существовали полутона и компромиссы, и именно поэтому ей стало так горько от его слов. - Тебе будет лучше жить без меня? – Мия нашла в себе силы встать, подойти к Мануэлю и заглянуть ему в глаза. - Мне нужно будет этому научиться, - неоднозначно произнес он в ответ и подхватил сумку. Когда дверь за ним уже закрылась, Мия поняла, что у нее в глазах снова стоят слезы, но на этот раз слезы даже не боли, а жгучего ощущения безнадежности впереди. Когда Мануэль ушел тогда, она еще могла верить, что это просто ссора, нервы, что это сгоряча. Но сейчас, когда он говорил с ней таким несвойственным ему спокойным и тихим голосом, как будто в нем тоже что-то навсегда убили... Мие стало страшно, что на этот раз это действительно конец... конец того, что она всегда считала вечным. А если у бесконечности есть конец, то дальше – только пустота, и как в ней жить, Мия не знала... и не хотела узнавать.
[align:right]Мы с тобой две капли разные одной воды. (Дельфин).[/align] Жизнь разложила судьбы Мануэля, Марицы, Мии и Пабло в пасьянс, который никак не сходился, опустошив их души и убив все их надежды и мечты. Каждый пытался найти для себя хоть какой-то свет в конце туннеля, но все они вслепую бродили среди темных холодных бетонных стен лабиринта заблудившихся чувств, не в силах найти выход из этого вакуума. Вот уже несколько недель они по-разному боролись с душившей их пустотой и безуспешно старались заполнить ее бессмысленными смыслами. Мия и Мануэль отчаянно пытались научиться жить друг без друга, всеми силами желая избавиться от притягивающих как магнит воспоминаний, окунаться в которые было приятнее, чем осознавать свое одиночество. Не спасала даже работа, потому что все дела представлялись мелкими и никчемными по сравнению с тем, что дома их никто не ждал, и казалось, что это тягостное состояние не закончится никогда. Что-то схожее в этот период переживал и Пабло. Он будто силой вырвал кусок своей души, который безраздельно принадлежал Марице, пытаясь тщетно убедить себя, что она больше не будет играть в его судьбе никакой роли. Пабло впервые понял, что слишком много любви убивает, и чтобы не потерять самого себя, он должен был отказаться от самого дорогого, что еще совсем недавно было вектором его энергии и заставляло его идти вперед. От этого парадоксального и неприятного ему противоречия в сердце появлялась горечь, но даже и в ней Пабло не мог полностью раствориться, потому что сама жизнь стремительно уносила его все дальше и дальше от Марицы, не давая возможности оглянуться назад, запечатлеть тот момент, когда еще сохранялся шанс оставить все как есть. Даже предстоящее турне уже не казалось Пабло столь значимым достижением, а скорее воспринималось как некая данность, которая теперь определяла всю его жизнь, заполняла каждую минуту и не давала сделать передышку. Миф развеялся, и Пабло четко осознавал, что для него начинается совершенно новая эпоха, но почему-то бессознательно ждал, что Марица все же приедет хотя бы проститься с ним в аэропорту. Но время на табло отчаянно догоняло цифры, указанные в его билете в качестве времени отлета, а Марицы все не было. Она как всегда сумела не погрузиться в бездну эмоций, а продолжала решительно устраивать свою жизнь, которая все набирала обороты, будто бы Пабло Бустаманте в ней никогда и не существовало. В такие минуты рядом обычно остаются только самые верные и близкие люди, и Пабло был благодарен за то, что Мия и Мануэль оба нашли в себе силы приехать и проводить его, не смотря на то, что им было очень больно даже думать друг о друге, не то что стоять рядом. Марица этого сделать не смогла. Хотя и Мия, и Мануэль, каждый по отдельности, уговаривали ее составить им компанию, чтобы хоть как-то сгладить углы, которые бы обязательно возникли при встрече. С другой стороны, Мия и Ману надеялись, что приезд Марицы позволит поставить некую точку (или же подсознательно желали, чтобы это оказалась лишь очередная запятая) в отношениях с Пабло. Но Марица как всегда умудрилась спрятать под завесой занятости не только чувства, которые она питала к Пабло, но и дружбу с Мией и Ману. Все трое переживали, что от их когда-то единого квадрата отделилась одна из сторон, но интуитивно пытались не затрагивать эту тему. Объявление о заканчивающейся посадке на рейс Пабло они восприняли каждый со своим облегчением, каждый со своей тяжестью... Мия нежно прильнула к Пабло, прошептав ему на ухо пожелание удачи, а когда она отошла чуть в сторону, Мануэль крепко обнял друга и похлопал по спине, настраивая его на новый виток. - Вы все равно будете вместе, - подмигнул Мануэлю Пабло, переводя взгляд на Мию. Он грустно улыбнулся на прощание и отправился на паспортный контроль. Мия и Ману провожали его взглядом, и Пабло, обернувшись, почувствовал их поддержку и еще раз поблагодарил Бога за эту дружбу. Он осознал, что теперь на расстоянии нескольких шагов, готовых превратиться в тысячи километров, оставались его лучшие друзья, его прошлое, какая-то очень значимая часть его жизни. А впереди Пабло ждал самолет, группа, Томас, Селесте и все то, что открывало новую страницу в его судьбе. Когда Пабло скрылся в коридоре, Мия почувствовала необходимость подойти в эту минуту к Мануэлю, просто прижаться к нему и постоять вдвоем в тишине. Она исподлобья взглянула на Ману, ища в нем ответное стремление, но единственное, чего желал он - это скрыться подальше от этой ранящей их обоих ситуации. Их многозначительные взгляды передали друг другу все их чувства и душевные порывы, но, помедлив секунду и так и не сказав ни слова, Мия и Мануэль все же разошлись в разные стороны, каждый в свою новую реальность.
За сим, чтобы больше никого не утомлять, предлагаю прекратить бессмысленное выкладывание этого фика на данном форуме, он большой и занимает слишком много лишнего места :).
All times are GMT
3 Hours. Hits today: 5
You can: smiles yes, images yes, types yes, poll no
avatars yes, links on, premoderation off, edit new post no
- user online