Posted: 20.02.06 18:44. Post subject: "ГЕОМЕТРИЯ" by Maggie и Chelly
Хм... Не очень уверена, что тут меня кто-то еще помнит и знает, но все же выкладываю новый фик и тут тоже. По просьбе Ли, которая говорила мне, что хочет его тут видеть :). Всего там три части, много глав в каждой, так что если не наскучит, я буду постепенно выкладывать проду. Ну, там увидим, в общем :). Сомневаюсь, что кому-то тут это понравится, потому что сразу предупреждаю, особой любовью к Марице ни я, ни Манита, мягко говоря, не страдаем.
Название: Геометрия Фэндом: Rebelde way Авторы: Maggie и Michelle (Chelly) Бета: Cну Дисклеймер+саммари+пейринг: Michelle: Все права на персонажей, к счастью, принадлежат Крис Морене, Пати Мальдонадо и Ко. Maggie: Почему «к счастью»? Michelle: Потому что придумать Марицу может только больной на голову человек, а от здорового пофигизма Пабло, истерик Мануэля и жеманства Мии можно сойти с ума. Maggie: Ну-ну-ну, Мию и Мануэля попрошу не трогать! Они мои зайчики и мурзики, и меня вполне устраивают. Пабло тоже лапочка, а Марица… ну, она нужна в сюжете. Michelle: Все они и так есть у нас в сюжете. Причем, Мия с Ману вместе, как ты любишь. И Пабло с Марицей тоже вместе. До поры до времени, правда. Maggie: Манита, ты сейчас раскроешь все секреты нашего фика заранее, и никто не будет его читать! Лучше сказать, что действие происходит спустя пять-шесть лет после окончания школы, и в фике еще присутствуют некоторые второстепенные персонажи. Michelle: Да, мы попытались задействовать тех героев, которые своими характерными особенностями хорошо вливались в придуманную нами историю. Maggie: Соня с Франко у нас по-прежнему женаты и счастливы вместе, Соня все такая же легкомысленная курица-наседка над своими двумя доченьками, а Франко – вечно переживающий отец семейства. Michelle: А еще у нас Томми есть, который все так же вертится рядом с Пабло и изо всех сил старается не оставлять друга, но в силу своих умственных способностей, разумеется. Maggie: И Луну с Нико мы ввели. Я так и вижу их вместе, с оравой маленьких детишек. Michelle: И Лухан все так же дружит с Марицей, помогая ей во всем. Иногда уж лучше бы сидела и помалкивала, а то она больше живет жизнью Марицы, чем своей. Maggie: Мне давно известна твоя трепетная любовь к Лухан! Но отношения к нашему фику это не имеет. Michelle: Почему, не имеет? В природе, как известно, все взаимосвязано. Maggie: Ну да, мы вообще попытались сохранить многие нюансы и настроения сериала. И даже сами ситуации опытному глазу вполне могут показаться знакомыми. Michelle: Мы просто перенесли все это в более взрослую жизнь. Но кто сказал, что эти герои чему-то научились на своих школьных ошибках? Maggie: Ну, у каждого же есть в судьбе свои пересекающиеся линии, параллельные прямые, замыкающиеся круги, точки соприкосновения… Michelle: Собственно, говоря, ты и объяснила, почему мы назвали этот фик «Геометрия». К школьному учебнику не имеет никакого отношения. Maggie: Так что, читайте и высказывайте свое мнение. Рейтинг: G (общий) Жанр: Драма, романтика. Статус: В процессе написания, но сюжет придуман окончательно и бесповоротно, и корректировке не подлежит. Размещение: Только с нашего разрешения. Отзывы: Да, и побольше. Примечания: Описание фика – описанием, но само произведение написано несколько в ином стиле. Так что, настройтесь на другой лад. Чмок! Мы (M&M).
Но она была рядом, она все понимала, и ради нее он должен был не сломаться. Помогла еще поддержка Пабло, которому тогда тоже приходилось несладко, а потом, когда Ману и Нико почти смирились со своим разорением, нашелся-таки человек, готовый вложить в них свои деньги и выкупить контрольный пакет акций, спасая тем самым агентство от банкротства. Новый акционер никогда не вмешивался в управление фирмой, он даже ни разу не появился ни на одном совещании и лишь пару раз присылал своего представителя – например, в момент совершения сделки. В остальном он как будто снова предоставил Мануэлю и Нико ту свободу, которой они пользовались, будучи основными компаньонами. И хотя Ману поначалу чувствовал себя не в своей тарелке и хотел во что бы то ни стало выяснить, кем был этот человек, по сути ничего не изменилось, и всем такое положение вещей было более или менее удобно, тем более, что ребята потихоньку сумели заново поднять и раскрутить агентство, так что они наверняка оправдали ожидания нового акционера. Но все равно в тот момент справиться со всеми так сразу навалившимися проблемами было нелегко, и в какой-то степени даже для отношений Мануэля и Мии это стало своего рода проверкой, и Ману иногда даже гордился тем, с какой честью они ее прошли, тем более, что случилось все это в самом начале их совместной жизни. Но через все, что происходило в их судьбе, они проходили вместе, вдвоем, и это всегда придавало сил, что бы ни случилось. И сейчас Мануэль смотрел в светящиеся счастьем глаза Мии и благодарил Бога за то, что тот дал им шанс найти друг друга, а потом не потерять, не смотря на все препятствия, которые еще с самого школьного возраста появлялись на их пути. Просто Мануэль всегда знал, что они с Мией – две точки одной и той же прямой, что их жизни неразрывно связаны чем-то большим, чем просто привязанностью – скорее их жизнь постепенно стала одной жизнью на двоих, и теперь они оба уже не представляли, что может быть по-другому. Потому что и Мия была настолько счастлива, что иногда сама боялась такого счастья. Она поначалу даже иногда просыпалась по ночам, смотрела на спящего Мануэля, и ей хотелось до него дотронуться, чтобы можно было поверить, что все это происходит с ней наяву, что сбываются ее детские мечты, и что никто больше их у нее не отнимет. А потом Мия привыкла каждый день засыпать и просыпаться в объятиях Ману и чувствовала себя такой любимой, уверенной и защищенной, что и в ней самой появлялись какие-то новые, ранее не знакомые силы. Мия точно знала, что ради этой любви пойдет на все, что будет даже драться, если понадобится, лишь бы мир всегда сверкал теми яркими красками, которыми его раскрасил для нее Мануэль. Каждый ее день начинался с улыбки, подаренной ему, и уже одно это было для Мии бесценным. И сегодня, когда она даже еще не знала, что ее ждет, Мия уже просыпалась с ощущением покоя в душе – такого, какой испытываешь на берегу тихого, зеркально-гладкого умиротворяющего озера. Сейчас ее жизнь была такой же, как вода в этом озере – чистой, прозрачной и безмятежной. И даже то, что могло помешать этому спокойствию, не имело значения, потому что никаким мелким неурядицам Мия никогда не позволяла стать выше ее счастья. Когда она начинала из-за чего-то сильно нервничать или расстраиваться, Мия напоминала себе, что на самом деле все это настолько неважно по сравнению с тем, что она самая счастливая девушка на земле… Пока у нее был Мануэль, Мия могла летать и не бояться упасть, потому что знала, что он обязательно ее поймает. Поэтому на самом деле она практически ничего и не боялась. Разве что иногда становилось страшно, что вдруг она что-то сделает не так, и тогда Бог отнимет у нее это счастье, но думала Мия об этом очень редко – у нее не было повода, она жила и наслаждалась каждой минутой, и особенно в такие дни, как сегодня, когда сбывалась еще одна мечта из ее прекрасной сказки. Стать женой Мануэля, навсегда, красиво, как она всегда хотела – принадлежать ему целиком и полностью, и чтобы он принадлежал ей… Мия с Мануэлем чувствовала себя то маленькой девочкой, то поддержкой и опорой, то принцессой из французского замка ее собственных розовых грез. И каждый день становился для нее новым подарком, каждый из которых она была готова сохранить в сердце навечно, а сегодня – еще больше. Мия ощущала себя на вершине блаженства, она строила планы, и ей просто было хорошо оттого, что наступило это утро, оттого, что они с Ману провели его вместе, оттого, что он сделал ей это предложение… И хотя, наверное, та же Марица скорее всего начала бы подкалывать ее за эту наивную, почти детскую радость, и снова бы стала упрекать за то, что сестра все еще витает в облаках и живет какой-то собственной выдуманной жизнью, но Мия в глубине души знала, что как раз она-то в каждом будничном утре находила именно то, что искала, а значит, когда-то она сделала правильный выбор, в котором была уверена, не смотря ни на что.
- Ты разрешишь мне потом самой позвонить твоей маме и пригласить ее? – просяще произнесла Мия, заранее зная, что Ману не сможет ей отказать. - Я сделаю все так, как ты захочешь, - улыбнулся Мануэль, - Но мы можем позвонить ей вместе, да и в любом случае она будет очень довольна. - Мне так хочется, чтобы это был самый лучший день в нашей жизни… - мечтательно протянула Мия, поставив свою чашку на стол и придвинувшись поближе к Ману. Она положила голову ему на плечо, - Все должно быть идеально. - Любимая, с тобой каждый день – лучший, - он обнял ее, и они могли бы еще долго сидеть просто вот так, обнявшись, если бы эту идиллию не нарушил звонок сотового Ману. Мия неохотно отстранилась, чтобы он мог дотянуться до телефона и ответить, но смысл разговора, который оказался весьма коротким, ей не очень-то понравился, потому что сначала Мия прочла на лице Мануэля удивление, а потом услышала сказанное в трубку «Хорошо, я сейчас приеду». - Что случилось? – обеспокоено поинтересовалась она, как только Мануэль нажал на отбой – ведь ясно же было, что произошло что-то срочное. - Это Нико, - объяснил Ману, лицо которого сразу как-то посерьезнело, - Представляешь, любовь моя, кажется, частному детективу, которого мы наняли, удалось наконец выяснить что-то про нашего непонятного нового компаньона. - Вы наняли для этого частного детектива? – удивленно напряглась Мия. - Да, Нико его нашел, вроде бы это какой-то его знакомый. Все-таки согласись, это не очень здорово – полностью зависеть от типа, о котором ты вообще ничего не знаешь… И хотя он нам помог, конечно, все равно… Остается такое неприятное чувство, что в любой момент он может захотеть начать дергать нас за ниточки, - с легким недовольством ответил Мануэль, а Мия промолчала. Но она как никто другой знала, насколько для Ману была важна независимость, и, конечно, в такой ситуации ему никогда не могло быть полностью комфортно, - Мне надо срочно поехать в агентство, - немного извиняющимся тоном сказал Мануэль, - Прости, любимая, но это и правда важно, - просяще протянул он, увидев расстроенные глаза Мии, - Нико как всегда бегает в дикой запарке… Уж скорее бы Луна вернулась из Сен-Луиса от Флор, а то он как всегда – срочно надо забрать Лусерито и Роситу из детского сада, а он не знает, чем их кормить вечером, потому что вчера у Лусерито болел животик – что и немудрено от стряпни Нико… А теперь он звонит чуть ли не в истерике, что ничего не успевает, и… В общем, мне надо с этим разобраться самому… ты простишь меня, ведь правда? – Мануэль посмотрел на Мию обожающим, но снова виноватым взглядом. - Не ходи туда, – тихо попросила она, умоляюще выпятив губки, - Это обязательно делать сегодня? - Прости, любимая… Но мы ведь давно уже хотели узнать про этого человека, - Мануэль чмокнул Мию и встал из-за стола, - Обещаю, что я очень быстро вернусь и расскажу все, что выяснил детектив. Договорились? – Мия чуть улыбнулась Ману, видя, что он этого от нее ждет, но осталась сидеть на кухне. Она боялась, что он может не выполнить это обещание… Ей снова стало страшно оттого, что один звонок смог так бесцеремонно ворваться в их мирок, но ничего сказать она не сумела, да и не знала, что. Через минуту Мия не выдержала и быстро, почти бегом бросилась из кухни в квартиру. Мануэль уже был в коридоре и собирался уходить. Мия молча подошла и молча посмотрела ему в спину умоляющим взглядом, а Ману почувствовал ее присутствие – просто потому что он всегда ее чувствовал – и поэтому сразу обернулся. - Ты ведь не обижаешься на меня? – с надеждой спросил он. - Нет, - Мия качнула головой, - Я тебя люблю, - произнесла она после паузы как-то значительно, - очень-очень… ты ведь знаешь об этом? - Я тоже тебя люблю, малышка, очень-очень, - Мануэль с улыбкой остановился на пороге, и Мия порывисто прижалась к нему, а он нежно ее поцеловал. Потом за Ману закрылась дверь, и Мия осталась дома одна. Но теперь ей почему-то вдруг стало так тревожно, как бывает от нехорошего предчувствия, и по ровной и гладкой поверхности озера стали расходиться круги ряби, словно от брошенного туда плоского камешка.
как-то он у меня медленно идет. это мне не нравится. видимо стиль не мой. все-таки слишком подробно =) завтра прочитаю последние 2 поста...
п.с. знаешь я злюсь именно потому, что я Мегсогласна с твоим видением МП. Что во многом так оно и есть. КОнец 2 сезона и особенно 4 caminos это отчетливо показали. Но моя душа не может с этим смириться я всегда жду хорошего конца. Жду, что Мари измениться. исправиться и все будет. Может я просто жду этого от самой себя..
Zеркало Сорри :((. Видимо, стиль у меня такой неисправимый :(((. Хотя Манита по идее должна была меня разбавлять... Просто кому-то это нравится, кому-то нет. Видимо, таланта не хватает изменить себе и писать по-другому :(((. Про Мари ничего не могу сказать - боюсь, что она уже не изменится... Но это всего лишь маленькое-малюсенькое ИМХО, на него можно не обращать внимания. Возможно, я просто какими-то не такими глазами на нее смотрю, но как уж есть. Но я честно в шапке написала - фанатам Марицы читать осторожно :)). К тому же ничего такого уж особенно плохого мы с ней и не сделали и делать не собираемся, какая есть, такой и написали :)))). ИМХО (или даже ИОХО, т.к. нас двое), фик очень-очень in-character. Но опять же, это кто как видит. Если вдруг кому-то покажется, что Марица написана неправильно - может, так оно и есть. Или даже не Марица, а любой из четверых. Чмок!
Maggie Фанатам читать осторожно се еесть факт. =)) А я очень люблю эту героиню =)) Но все равно прочитаю =)) Ибо не осгласие с самой собой вр мне живут давно ибороться с ними не впервой =)) Так что творите дальше :) У каждого есть право на свой стиль (просто я например очень лаконичная по природе и в фиках соответственно), свое мнение и на его высказыванеи :))
[align:right]Дарю, дарю, дарю тебе одной Все, чем я богат несметно, Дарю, дарю тебе все то, что под луной И заветный миг рассвета Конечно, я вполне серьезно говорю, Тебе, тебе, тебе одной я все дарю, И жалеть не стану все океаны, Мили и мели, меридианы и параллели… (Секрет).[/align] Пабло не мог дождаться того момента, когда сможет поделиться новостями с Марицей. Сколько он себя помнил, в каждом своем действии он видел самый значимый для него скрытый смысл – угодить ей. Она будто была лакмусовой бумажкой, которая меняла цвет каждый раз, когда его жизнь брала новый курс. Уже по одному взгляду Мари Пабло понимал, правильно ли он действует или ошибается, стоит ли продолжать бороться или лучше остановиться пока не поздно. Любое ее одобрение, ласковый взгляд просто окрыляли его, придавали столько сил и уверенности, что хотелось весь мир одарить своей энергией и счастьем. И как тяжело было признаваться в неудачах и ловить на себе ее корящий взгляд с немым упреком: «Ну почему ты все всегда делаешь неправильно!». В такие минуты Пабло чувствовал себя недостойным ее настолько, что хотелось просто провалиться сквозь землю или исчезнуть где-то в параллельных мирах… Помогала ему в такие трудные минуты абсолютная уверенность в том, что Марица желает ему только добра и хочет видеть его лучше, и он старался изо всех сил, пропадая изо дня в день на работе в постоянном поиске новых голосов и характеров, которые бы взорвали молодежь, как когда-то это сделали они сами со своей школьной группой. Было очень сложно продолжать дорогое общее дело одному, но Пабло сам так решил для себя. Несмотря на то, что друзья открыли для себя другие дороги, реализовались в других делах, нашли каждый свое место в жизни – Пабло остался верен своему миру, миру музыки, слов и гитарных струн. И вот теперь наконец-то он начинал собирать плоды. Особенно его радовало, что этого триумфа он добился абсолютно самостоятельно, без чьей-либо помощи и покровительства, ведь будучи сыном мэра, он привык жертвовать многими идеями и мечтами ради жалкой и помпезной, по мнению Пабло, карьеры отца, которая в итоге и завершилась полным провалом. Пабло потом очень долго еще чувствовал, как политическое фиаско отца отражалось и на нем тоже, бросая грязную темную тень на любую его инициативу, на каждое начинание. Но все это не заставило его отступить, опустить руки, а, наоборот, только добавляло рвения и азарта. Ему очень хотелось доказать Марице, что она ошибается, считая его неприспособленным к жизни рафинированным богемным мальчиком, доказать отцу, что его сын всегда был прав, выбрав музыку смыслом своей жизни (интересно, следит ли отец за его судьбой?), доказать самому себе, что он тоже чего-то стоит - слишком часто раньше ему приходилось даже в этом сомневаться. И вот теперь он чувствовал, что то сумрачное время остается позади, уступая место душистому солнечному рассвету в его судьбе. Наконец-то Марица будет им гордиться! Это его первая настоящая победа! Но какой ценой она пришла к нему…
Пабло будто каждой клеточкой своего тела чувствовал, что именно Селесте станет главным козырем его звукозаписывающей студии, даже когда Томас скептически нудел, что с таким ангельским личиком, как у Селесте, ей надо петь репертуар а-ля Бритни Спирс, добавив, правда, как можно больше заунывных баллад о неразделенной любви, а никак уж не песни самого Пабло: свободолюбивые, бросающие вызов, заставляющие думать... написанные для Марицы. Томас вообще отчаялся, когда Марица почти в самый последний момент отказалась записывать песни Пабло. Просто Мари поняла, что карьера журналистки для нее куда важнее, чем эстрада, и этап, когда она хотела стать великой певицей, остался для нее позади – теперь Мари хотела перейти от слов к делам: не просто петь о стремлении к свободе, но и на самом деле рубить мосты, срывать маски и делать мир лучше. Такова была Марица. И Пабло как никто другой знал ее нрав, но тогда его просто душила обида на нее. Обида, о которой он предпочел промолчать, чтобы не потерять любимую. После отказа Марицы для студии звукозаписи настали тяжелые времена (кто бы мог подумать об этом сейчас!), когда несколько месяцев приходилось записывать абсолютно бесталанных певичек, возомнивших себя новыми мадоннами за деньги их весьма непривлекательных спонсоров - «попсучек», как принято было называть их в музыкальных кругах. Хорошо, что Марица как раз в то время отправилась на свой первый спец. репортаж, за который, кстати, получила награду, а иначе она не поняла бы, почему Пабло вдруг взялся за это дело – уж очень оно противоречило ее мировоззрению. Да и сам Пабло, откровенно говоря, был не слишком рад, что его мечта о собственной звукозаписывающей компании превратилась в этот балаган. Но иначе от финансовых проблем было не уйти. Сколько раз они с Мануэлем, агентство которого тоже в то время переживало кризис, пережевывали обрушившиеся на них трудности, тщетно пытаясь придумать достойный выход из тупика. Ману тогда помог новый акционер, выкупивший контрольный пакет акций и вложивший в фирму свои деньги, а Пабло спасло появление Селесте. Кто бы мог подумать, что эта милая девушка будет способна так проникновенно исполнить песни, которые Пабло писал, рассчитывая только на Марицу и вдохновленный ей же: ее лукавой улыбкой, ее голосом, ее вздорным личиком. Даже уже смирившись с потерей Марицы, Пабло долго еще, стоя за кулисами во время выступлений Селесте, представлял на сцене другое лицо - Марицу, и мечтал о том, чтобы разделить эти мгновения счастья именно с ней. Пабло уже представлял момент, когда скажет Мари о приглашении в это турне, о том, что хочет, чтобы они вместе прошлись по улицам шумного Нью-Йорка, оживленного Мадрида, романтичного Парижа, нетрадиционного Амстердама, вечно занятого Токио, снежной Москвы… Да, какое это, собственно, имело значение, где они будут, главное - что Пабло хотел воплотить в жизнь их с Марицей общие мечты. Не просто мечты, а мечты юности, которые всегда бывают такими сладкими на вкус. Сегодняшний вечер должен был стать самым особенным и запоминающимся в их жизни, и Пабло чувствовал какой-то особый трепет, предвкушая встречу с ней. Встречу, которая навсегда должна была изменить их судьбу...
[align:right]Она идет по жизни, смеясь. В гостях она как дома, где все знакомо. Удача с ней. Жизнь удалась. И без исключенья все с восхищеньем Смотрят ей вслед и не замечают, Как плачет по ночам Та, что идет по жизни, смеясь (Машина времени).[/align] Жизнь Марицы никогда не шла по накатанной дорожке, скорее наоборот, можно было только удивляться тому, как она умела ориентироваться в том водовороте событий, который с головой накрыл бы любого. Сколько раз она тонула, но в последнюю секунду, когда все казалось безвозвратно потерянным, ей удавалось всплыть на поверхность и увидеть берег. Сколько раз она чувствовала себя как рыба в воде, но все же натыкалась на подводные камни, раздирала кожу в кровь, но терпела… и в итоге добивалась своего. С детства она приучила себя бросать вызов любым обстоятельствам, смело идти на риск, не оглядываясь на сомнения и ненужные предубеждения, и побеждать всегда. Мари ненавидела и презирала страх и трусость, и поэтому всегда открыто смотрела в глаза всем ударам судьбы, с честью преодолевала даже самые сложные препятствия и возвышалась над любыми проблемами и невзгодами, как королева. Королева, которая крепко держит в руках все ниточки своей судьбы и никогда не совершает неправильных поступков. И это в свои двадцать два года... Вряд ли этим мог бы похвастаться кто-то другой. За это ей всегда все восхищались: родители, друзья, коллеги. Соня любила повторять, что безумно гордится своей девочкой, силой ее характера и решительностью, считает ее лучшей дочуркой на свете. Сестра, а Мари уже не воспринимала Мию иначе, чем глупенькую младшую сестренку, хотя они и были одного возраста, постоянно говорила, что никогда бы не решилась даже на треть тех поступков, на которые свободно и без доли сомнений, будто так и надо, решалась ее сводная сестра. Она всегда так завороженно-трогательно слушала рассказы Марицы об очередных ее репортерских приключениях и историях, так искренне удивлялась, с какой непосредственностью и непринужденностью та рассказывает о событиях, которые, повернись что-нибудь иначе, могли бы стоить ей и жизни... Только ради этого Марица была готова решиться еще на большее. Такая реакция окружающих заставляла ее (и не без оснований) гордиться собой. Ведь так приятно осознавать, как много ты делаешь, для того чтобы мир стал пусть чуточку, но лучше…И Марице шаг за шагом удавалось этого добиваться. В глубине души Мия очень боялась за сестру и ее вечные авантюры, но Марица всегда пресекала любые проявления тревоги о себе, ссылаясь на излишнюю чувствительность Мии и кучу ее предрассудков. Мия соглашалась, понимая, что Марица все всегда крепко держит в своих руках, и не настаивала. И никто не настаивал. Так Марица приучила всех не заботиться о себе и не пытаться понять ее душу. Сама она старалась всегда прогонять от себя эту мысль, уж очень много она приносила ей дискомфорта, но та, как песок в босоножке или сухая крошка в постели, все равно доставала ее, до тех пор, пока Мари не удавалось ее стряхнуть. На какое-то время. А потом снова. И снова…Все выходило банальнее некуда и настолько сентиментально, что Марица готова была даже расплакаться, но факт оставался фактом – единственное перед чем она всегда пасовала, была ее любовь. Она не умела доверять, не могла раскрыть даже самым близким людям все то, что носила внутри… Наверное, это все-таки издержки профессии, когда нужно быть постоянно готовой к удару в спину, а может ей просто никогда не хватало на это времени… Было ли это совпадением или же распоряжением судьбы, но синонимом любви для Марицы было имя Пабло Бустаманте. Как ей только не хотелось, чтобы это был кто-нибудь другой, но нет… Это был именно Пабло, который сам того не понимая, сумел один раз надломить ее душу так, что она теперь навсегда чувствовала себя неразрывно привязанной к нему какими-то невидимыми нитями. А Мари не могла смириться с тем, что так вот по глупости, беспечно и наивно (даже Мия и та, наверное, не такая дурочка) попала в плен, оказалась заложницей собственных чувств и глупых иллюзий, которые почему-то никак не поддавались контролю, а наоборот все больше подчиняли себе все ее эмоции, мысли и действия. Она была как ночной мотылек: чувствовала себя комфортно только в густой темноте ночи, но, попав под соблазн яркого света, всегда отчаянно пыталась вырваться, и не могла - уж слишком он сильно манил и притягивал ее к себе, и ослеплял, и обжигал, и обламывал ей крылья, и лишал всех сил.
И это осознание слабости, бессилия перед самой собой и невозможности бороться против себя же злили Мари настолько, что единственный выход, который она нашла – это специально причинять себе боль постоянным воспоминанием всех обид, причиненных ей Пабло, не разрешая ранам затянуться, чтобы они продолжали кровоточить и не давали ей ни в коем случае потерять бдительность и раствориться в этом утопическом любовном самообмане. И чем сильнее Пабло старался быть лучше ради нее, тем плотнее она задергивала перед ним и перед своими глазами шторы, чтобы не было больно потом, когда она поймет, что ошибалась. Но даже в этом случае Пабло удавалось проникнуть к ней в душу, будто он знал какой-то свой потайной ход, неведомый даже самой Мари. Нет, отношения с Пабло в последнее время легли на ее плечи тяжелым грузом, который все время прижимал ее плечи к земле, не давая свободно двигаться вперед. Это чувство, когда хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко каждый раз, когда Пабло стремился стать ей еще хоть на йоту ближе, просто безвылазно поселилось в сознании. Марице как воздух было необходимо личное пространство, и поэтому Пабло, каким бы родным и близким он не был, воспринимался ей в эти минуты как инородное тело, которое хотелось отторгнуть, выкинуть за пределы собственной жизни. Но Пабло не заслуживал этого. Да ведь и она была с ним счастлива, несмотря ни на что, даже чересчур счастлива, и это почему-то настораживало ее еще сильнее…Ну почему Пабло в один момент умел быть самым нежным и любящим на свете, когда с ним невозможно было не хотеть быть рядом, но уже в следующее мгновение мог неприятно поразить ее своим мальчишеским поведением, за которым не было ничего кроме напускной пафосности? И почему Марица никогда не могла угадать, каким он будет в следующий раз? Нет, Марица все отчетливее чувствовала, что теряет контроль…Над ним, над собой, над ситуацией в целом…И чем сильнее в ее груди начинала биться любовь, стремясь, наконец, вырваться наружу, тем жестче твердил ей разум, что она не может расслабиться, сдаться на волю чувств. И вот теперь этот глупый подарок, который лежал перед ней на столе и теребил душу, будто это была частичка самого Пабло. Маленький хрустальный глобус. Что он хотел сказать этим странным сувениром? Зачем он ей? Наверняка, очередная его глупость от невозможности найти себе занятие на работе. Лучше бы занялся делом, а не плевал в потолок в ожидании, когда успех сам свалится на его голову. Она поставила на ладонь маленький земной шар и пристально на него посмотрела… Опять это огромное чувство смятения вспыхнуло внутри как пожар, который сжигает ее, не давая шансов на спасение. Хватит, с Пабло надо будет что-то решать, и чем скорее, тем лучше. Пусть даже Марице придется наступить на собственное горло и задушить в себе все эти никому не нужные сантименты. И Мари с какой-то огромной силой дернула выдвижной ящик своего рабочего стола и забросила туда хрустальный глобус Пабло. С глаз долой!
[align:right]Ты совсем один, ты в тупике, в шаге от ада. Ты ловил зарю, но в кулаке серая мгла. Серая мгла, в вене игла, полная яда. (Ария).[/align] Мануэль все еще машинально держал в руках бумаги, всего час назад полученные от частного детектива, но читать их ему было не нужно – эти строчки и так уже навсегда въелись в сознание, как будто кто-то выгравировал их у него внутри, и стереть их не представлялось возможным. Ману и рад был бы закрыть глаза, забыть или, может быть, даже никогда этого не узнавать, но теперь было слишком поздно. А ведь он так стремился выяснить правду, восстановить справедливость, и что теперь? К чему он пришел? К тому, что за одну секунду разрушился весь его мир, вся его маленькая вселенная, которую еще пару часов назад он считал самой вечной на свете? А оказалось, что все это время он свято верил в то, что являлось ложью, причем очень унизительной ложью. У Мануэля до сих пор не укладывалось в голове, как можно было так с ним поступить, но, тем не менее, вот уже ровно шестьдесят семь минут перед глазами маячили одни и те же безжалостно-черные буквы «Мия Колуччи», и он не мог пообещать себе, что вот-вот этот дурной сон просто развеется, не мог заставить себя проснуться, и вообще ничего не мог сделать – сидел, словно в ступоре, в абсолютной пустоте и темноте – вокруг не существовало ни стен кабинета, ни шума города за окном, ни даже воздуха – один вакуум и эфемерные, расплывающиеся тени, ни за одну из которых нельзя было зацепиться. Мануэль даже не был уверен, что он сам все еще существует. Раньше он бы вообще никогда не поверил, что несколько жалких бумажек окажутся способны так сломать, уничтожить, почти растоптать его… а теперь ему и вовсе не во что было верить. Единственное, на чем строилась вся жизнь Ману, оказалось обманом, и сейчас Мануэль чувствовал, что тонет, задыхается, а вокруг ничего кроме жестоких и темных кругов перед глазами. Мия… Его Мия, частичка его самого, человек, которому он доверял слепо, безоговорочно, безусловно… предала его… таким циничным и насмешливым образом – нет, этого Ману все равно не мог до конца осознать. Хотя в глубине души он понимал, что просто отказывается осознавать, а на самом деле все очень даже логично, и это ее имя в документах, раздобытых детективом – всего лишь недостающий кусочек паззла – самый важный кусочек, с появлением которого головоломка наконец-то сложилась в целостную картину. Таинственный благодетель, вложивший деньги в их предприятие абсолютно без всяких условий… как же… Почему же он раньше не догадался? Ведь это было так очевидно, так явно… Просто Мия научила Мануэля верить ей, заставила избавиться от любых подозрений, от ревности, от недоверия, поэтому он даже предположить не мог, что все это время она так обманывала его – каждый день просыпалась рядом и лгала, каждый день делала вид, что поддерживает, а сама считала его обыкновенным неудачником, который даже не в состоянии справиться с собственными проблемами.
Мануэль вспоминал сочувствующее лицо Мии в тот период, как она каждый вечер успокаивала его, как они вместе пытались найти выход… и при мысли о том, что все это время она уже прекрасно знала, как поступит, знала, что она, такая богатая девочка, в состоянии выкупить даже не половину, а все его агентство, и смеялась в глубине души над его жалкостью, Ману становилось так больно, что лучше было сразу умереть, чем вот так столкнуться нос к носу с реальностью и испытать чувство омерзения по отношению к тому, что было самыми прекрасными воспоминаниями на свете. Она ведь отлично знала, что это – его самое больное место, знала, что от нее он никогда и ни за что не примет никаких денег и никакой благотворительности, но все равно пошла на это. Она знала, как это унизительно, должна была понимать, что если бы такая подачка была ему нужна, он сам бы попросил – только просить денег у Мии стало бы последним, что Мануэль собирался сделать в этой жизни. Для него это было слишком принципиально, он никогда бы не позволил Мие содержать его – не важно, в каком аспекте, и Мануэль не был бы собой, если бы не желал взять на себя всю ответственность за их семью – любую ответственность, и материальную – в первую очередь. Когда-то давно он твердо пообещал себе, что Мия не будет ни в чем нуждаться, что он подарит ей такую жизнь, какую она захочет, и до сих пор Ману всегда удавалось сдерживать это обещание. Все, чего он достиг, он достиг сам, бессознательно отказавшись даже от полного покровительства со стороны Франко, которое тот вполне мог ему предоставить, и согласиться жить за счет тестя в принципе было проще, и кого-то такое положение вещей вполне могло бы устроить. Но только не Мануэля. Поэтому то, как поступила Мия, стало для него ударом ниже пояса. И даже не только и не столько сам факт, что она вложила в него свои деньги, – хотя и это само по себе было похоже на ледяной душ – но даже больше Ману задевало то, как она это сделала. Тайком, обманом, не посоветовавшись – честно и преданно смотрела ему в глаза, а сама проворачивала сделки за его спиной, скрывала свое имя. И все потому, что она просто элементарно… не верила в него. Не верила, что он справится со всем сам… и это было очень горько… Неужели она не видела, что своим поступком словно указывает ему его место? И самое болезненное было то, что от кого угодно Мануэль мог ожидать подобного, но не от Мии… Он думал, что она хотя бы немного его знает – да что там немного, знает лучше всех, наизусть. Но она предала… Ни слова не сказала, и не собиралась говорить – неизвестно, сколько бы еще продолжался этот фарс, если бы он сам все не выяснил. Одна сплошная ложь… Как мечта, растоптанная в грязи, причем самым близким человеком на Земле. Чем больше Ману обо всем этом думал, тем противнее ему становилось, и он понимал, что вот-вот начнет сходить с ума. Он и так уже неподвижно просидел в кабинете неизвестно сколько времени, не шевелясь, бессмысленно уставившись в одну точку. И если бы Мануэль остался тут еще хоть на минуту, то он просто не выдержал бы этой пытки – хотелось прочь бежать от этого места, похоронившего самое святое и дорогое, что у него только было – доверие к Мие. Но когда Ману вышел из офиса на улицу, он вдруг осознал одну до простоты страшную вещь – ему некуда было идти. Его дом всегда находился там, где Мия, а это означало, что дома у него больше не было – Ману просто не смог бы теперь смотреть ей в глаза как прежде, не смог бы увидеть ее, услышать ее голос, такой родной, ласковый… и, как получалось, фальшивый. Но от раздирающей боли необходимо было убежать хоть на край света – просто чтобы перестать чувствовать, как в кожу впиваются осколки разбитого счастья. Поэтому Мануэль буквально запрыгнул в свою машину, завел мотор и сорвался с места – абсолютно без цели, без единого желания куда-либо приехать. Однако он и нескольких метров не успел проехать, как в кармане зажужжал мобильный – Мия. И она еще может звонить ему… Сейчас, когда именно с ней он хочет говорить меньше всего на свете, потому что этот разговор должен положить конец всему… Мануэль нажал на отбой, так и не подняв трубку. Но прошло всего пара секунд, и Мия начала звонить снова. Неужели она не понимала, не знала, не чувствовала? Ману с горечью и досадой снова нажал на отбой, словно желая что-то ей доказать, а потом нажал еще раз и вообще отключил телефон. В этот момент ему не нужна была компания и не нужны были чужие голоса, поэтому Мануэль зашвырнул мобильный в самый угол заднего сидения и упрямо продолжил свой одинокий путь в никуда.
[align:right]Звезды слов Или крест на словах, Жизнь без любви Или жизнь за любовь – Все в наших руках. (Алиса).[/align] А Мия, конечно же, все понимала, знала и чувствовала… и именно поэтому она звонила. Услышав в трубке после длинных гудков «абонент не отвечает или временно недоступен», Мия чуть не разрыдалась от отчаяния и безысходности. С той самой секунды, когда Ману закрыл за собой дверь в их квартиру, ее не покидало предчувствие, что случится что-то очень плохое. Она как будто почти знала, что он не захочет возвращаться, не захочет больше ее видеть и слышать – и сейчас подтверждались самые страшные подозрения Мии. Она интуитивно чувствовала, что Мануэль все уже знает, что чуда не произошло, и что случилось неизбежное – то, что рано или поздно должно было случиться. Мия всегда догадывалась, что не сможет скрывать это вечно, но каждый раз она надеялась, что время сказать правду еще не пришло, хотя и сама толком не знала, чего ждала. Она в любом случае могла предвидеть реакцию Мануэля, и, скорее, ей было просто страшно… страшно потерять то, что составляло смысл ее жизни. Мия до сих пор сама не знала, правильным ли было тогда ее решение, но одно оправдание у нее было всегда – она сделала это ради любви, и только ради любви. Даже смешным казалось вспоминать, что когда-то она так боялась этой любви, что когда-то это чувство причиняло Мие боль. Ведь действительно, оно зарождалось в ней вместе с болью, оно было тогда наполнено противоречиями, разрывало душу с каждым резким словом и залечивало им же нанесенные раны с каждым нежным поцелуем. Но Мия не испугалась тогда, не отступила – ее храброе сердечко боролось за любовь всеми силами, цеплялось за нее, не хотело отпускать, преодолевая любой страх, и Мия тогда сумела пройти через все страдания, выпавшие на ее долю. Она сумела не закрыться от боли навсегда, а пустить эту любовь в свое сердце – пусть такую сильную, сильнее ее самой, всепоглощающую, опасную… Но с тех пор Мия ни разу об этом не пожалела. Любовь к Мануэлю стала для нее всем – ради нее она просила прощения и прощала, ради нее перестала бояться, ради нее была готова отдать все, что угодно. С того момента, как эта любовь вошла в жизнь Мии, она стала в ней полноправной хозяйкой, она всегда оставалась для Мии на первом месте, задвигая все остальное на дальний план, и в душе Мии с каждым днем все больше росла уверенность в том, что она родилась ради того, чтобы любить Мануэля, что она была создана для этой любви, и чем больше препятствий им приходилось преодолевать, тем сильнее и взрослее становилось это чувство. Все, что Мия делала, она делала ради любви, и готова была и ошибаться, и становиться слабой, и чем-то жертвовать ради нее – Мия просто не умела жить по-другому, и пусть в этом не было какой-то глобальной цели, пусть все было направлено лишь на одно только счастье ее семьи, ее любимого, а, значит, и ее тоже, но Мия гордилась тем, что ей удалось построить, и своим эгоистически-собственным счастьем с Мануэлем она дорожила больше всего на свете, и сделала бы все, чтобы спасти пусть не весь мир, но один этот маленький мирок.
И поэтому то, как она поступила с акциями агентства Ману, делалось тоже исключительно потому, что она любила его. Мия знала тогда, что когда-нибудь последствия ее поступка могут стать ужасными, но пошла на этот риск, потому что в тот момент ее выбор казался ей единственно правильным решением. Этот бизнес слишком много значил для Мануэля, и Мия прекрасно понимала, как тяжело ему было бы его потерять. Она каждый день видела его переживания и отчаянные попытки хоть как-то изменить ситуацию, и умирала оттого, что ничем не могла ему помочь, в то время как на самом деле располагала для этого всеми возможностями и средствами. Такое положение ужасно мучило Мию, но в то же время она и понимала, что Мануэль никогда не примет ее помощи, тем более денег. Он хотел, чтобы она была рядом, но никогда не позволил бы ей решать его финансовые проблемы, и Мия принимала это как аксиому. Она слишком хорошо знала своего любимого, знала, какой он гордый и независимый в этом отношении, и более того – она любила в нем эти качества, ей нравилось, когда он брал на себя ответственность за все, опекал, защищал ее – Мие нравилось, что она могла позволить себе быть рядом с Мануэлем и сильной, и слабой одновременно. Но в той ситуации ей нужно было принимать какой-то решение самой, и Мия его приняла. Она ведь только хотела сделать Мануэля счастливым, стереть эту складочку озабоченности и проблем на его лице, хотела спасти для него то, чем он дорожил – его агентство. Мия делала это не из эгоизма, а исключительно ради него – ведь с тех пор, как отрезки их жизней пересеклись в одной точке, она стала воспринимать Ману и себя как единое целое. И как же она могла просто стоять в стороне и безразлично наблюдать за неприятностями самого важного и любимого человека на свете? В сердце Мии впивался целый водопад иголок – нет, она не могла просто сидеть и бездействовать, она не могла не помочь…. Просто не могла тогда по-другому, не умела… она слишком любила его. Да, у Мии сердце кровью обливалось, когда пришлось обмануть Мануэля – вернее, скрыть от него правду – но действовать открыто не было никакой возможности, поэтому пришлось придумать таинственного акционера-инкогнито. Мия даже Франко толком ничего не объясняла тогда, она просто воспользовалась для покупки акций своим личным счетом, который отец открыл ей еще с самого детства, и на котором давно уже скопилась внушительная и вполне достаточная сумма. Таким образом, фирма получала необходимые для восстановления средства, но при этом ее не забирал себе кто-то чужой – она оставалась у Мии, а значит, и у Мануэля. Когда Мия так рассуждала, она понимала, что в этом плане существует масса нюансов и изъянов, и что рано или поздно Ману все равно узнает, на чьи деньги через подставное лицо был выкуплен этот злосчастный контрольный пакет, но она тогда предпочла не заглядывать так далеко в будущее – главным для Мии было помочь любимому, неважно, каким способом. К тому же у Ману явно был талант в этом деле, и уже через довольно короткий промежуток времени дела у них с Нико полностью наладились, агентство работало, как часы, приобретало все лучшую репутацию, и Мия была уверена, что совсем скоро Ману уже сможет позволить себе на заработанные деньги выкупить назад сначала хотя бы часть, а потом и все потерянные акции. Она знала, что Мануэль собирался именно это предложить таинственному держателю контрольного пакета, и также заранее знала, что «акционер» согласится. Поэтому в глубине души у Мии жила маленькая надежда, что, может быть, на этом история и закончится, а потом – когда-нибудь через несколько лет – она сама расскажет обо всем Мануэлю, и они вместе забудут эти сложности, как дурной сон. Но судьба распорядилась иначе… Или это была не судьба, а хаотичные правила геометрии жизни, заставляющие события и линии то пересекаться, то навсегда расходиться, то снова возвращаться на круг. А сейчас Мию охватила такая тревога и отчаяние, что она не могла больше ни о чем думать – только бы дозвониться до Ману, только бы увидеть его снова, только бы все объяснить… Ей было безумно страшно. Конечно, Мия даже еще точно не знала, что ему обо всем стало известно, но почему-то она была в этом уверена, а сердце никогда ее не подводило в том, что касалось Мануэля. И поэтому Мия умирала от беспокойства за него. Она еще даже не придумала, что скажет, когда он придет к ней – лишь бы он просто… пришел, и все.
Хм, судя по количеству комментов фик вызвал просто безумный интерес , но этого и стоило ожидать, поэтому я все же выложу до конца хотя бы первую часть. Ну просто чтобы было, наверное, вроде как нехорошо бросать посередине...
ГЛАВА 4 [align:right]Я должен избавиться, чтобы стать ближе, Чтобы не взрывалась моя голова. Я должен понять, что я ненавижу, Я думал, что ненависть – просто слова. Зачем топтать мою любовь? (Смысловые галлюцинации).[/align] Мануэль оттягивал момент своего возвращения, как мог – он весь день бесцельно ездил по Буэнос-Айресу, и сам не знал, где окажется в следующую минуту, да ему и думать об этом не хотелось. Но, наверное, те силы, которые в итоге привели его к дому, в котором они жили вместе с Мией, оказались могущественнее всего остального – Ману просто очутился там, и все. Он не знал как, не знал зачем, не знал, что скажет и что сделает… но тем не менее, он приехал. Наверное, где-то на подсознательном или даже на клеточном уровне он не мог так запросто избавиться от ощущения, что это место – родное, любимое… И Мануэля тянуло туда, и он чувствовал, что не может не вернуться… в конце-концов у него просто не было другого выхода, и ему некуда было больше пойти. А еще он не мог уйти, не увидев Мию… просто не посмотрев на нее, хотя бы даже и в последний раз, и за это желание он сам был готов себя убить. Но как Мануэль смог бы жить дальше, не спросив у нее, почему? Только возвращаться сюда было больно… Смотреть на родные окна, на уютный палисадник перед домом, видеть в каждом квадратном сантиметре те вечера, которые они вместе проводили здесь – так внешне похожие и на этот вечер, и совсем другие – вечера из прошлого. Мануэля охватил приступ буквально душившей его тоски, когда он вспомнил то чувство радости и трепета, с которым обычно подъезжал к этому дому, торопился скорее припарковать машину и подняться в квартиру, к Мие… Это чувство рефлекторно, по привычке хотело было вернуться и сейчас, но не могло - безнадежно билось об лобовое стекло машины, сквозь которое Ману с горечью рассматривал такие любимые места, и не могло пробраться внутрь – его место было уже занято другим чувством, чувством разочарования и ощущением предательства. Какое-то время Мануэль никак не мог решиться все же подняться домой – теперь это слово стало даваться ему с каким-то особым трудом. Он испытывал такое странное предчувствие, что если придет туда, то произойдет что-то серьезное, что-то решающее… И это пугало, потому что дальше не было ничего – одна только пустота, та самая, которая все плотнее окружала Ману с момента прочтения бумаг. Когда-то эта пустота уже приходила к нему, она преследовала его весь первый год после приезда из Мексики в Аргентину, но потом Мия прогнала ее, и Мануэль не думал, что когда-то снова встретится с этой пропастью. Но теперь она опять появилась, и Ману понимал, что падает туда, и ничего не может сделать, чтобы остановиться. Однако ему все равно пришлось выйти из машины и подняться – обреченно, мрачно, но все же неизбежно. Мия сидела в гостиной, забравшись с ногами на диван и уткнувшись подбородком в коленки – как съежившаяся птичка. Она ничего не делала и словно потерялась в собственных мыслях, потому что взгляд ее был направлен в никуда. Но как только она уловила первый знакомый шорох ключа в замочной скважине, Мия дернулась, как от электрического разряда и буквально бросилась к двери. Сердце ее металось в груди как испуганный зверек, и эти несколько мгновений, в течение которых она знала, что Мануэль за порогом, но еще не успел войти, показались Мие страшней той вечности, что она его ждала. Одного взгляда на лицо Ману Мие было достаточно, чтобы все понять – она замерла на месте и боялась шевельнуться – просто смотрела на него умирающими от беспокойства, любви и вины глазами, и от этих глаз Мануэлю хотелось убежать – они всегда слишком сильно на него действовали, буквально околдовывали. Но на этот раз он выдержал ее взгляд – помогла та самая пустота, которая как щит отражала все вокруг, и в особенности все самое любимое и родное – то, что ранило больнее всего. А вот Мия взгляда Ману не выдержала – слишком укоризненно, обвиняюще и разочарованно смотрели его темные глаза, и ей самой невыносимо тяжело было видеть в них столько горечи.
- Ману… - робко позвала Мия, без особой надежды растопить эту холодную горечь. - Как ты могла? – он закрыл за собой дверь, но все еще не проходил в комнату, только лишь внимательно смотрел на Мию. Однако в отличие от нее, Ману не надеялся, что она спасет его и скажет, что все происходящее – дурной сон. - Я очень ждала тебя, я так волновалась… я боялась, что ты не придешь… - сбивчиво начала Мия, но Мануэль ее перебил. - Не надо притворяться, я все уже знаю, - медленно, но очень четко произнес он, - И я не понимаю… Клянусь, не понимаю, как ты могла так поступить со мной, Мия… - Любимый, подожди… не надо так со мной, не смотри так, пожалуйста… - умоляюще протянула она, чувствуя, что когда Ману действительно так жестко на нее смотрит, она просто не находит в себе сил хоть что-то говорить, объяснять… Больше всего Мие сейчас хотелось броситься к Мануэлю, обнять его крепко-крепко, чтобы он почувствовал ее, чтобы поцелуями стереть с его лица этот холод – но она не решалась, ее слишком пугал его отстраненный вид. - А как еще мне смотреть на тебя, Мия? – все тем же горьким тоном продолжил Мануэль. - Ты никогда так со мной не разговаривал, - Мия в отчаянии покачала головой, понимая, что он даже не слышит ее, не хочет слышать… - А я никогда не думал, что ты способна так предать меня, - резко бросил ей в ответ Ману, - Я ведь доверял тебе больше всех на свете, Мия… больше, чем себе… я делился с тобой всем… За что ты так со мной? За что? - Пожалуйста, успокойся… Ману, любимый… пожалуйста, не надо так, - испугавшись его интонации пробормотала Мия, понимая, что на глазах непроизвольно выступили слезы растерянности и боли, – Ты не понимаешь… Я ведь просто хотела помочь… - Ты издеваешься надо мной, да, Мия? – почти закричал Мануэль, - Помочь? Нагло лгать, обманывать, притворяться – каждый день притворяться… притворяться не с кем-то там, а со мной, Мия, со мной, - он дотронулся до груди, словно все еще сам не мог поверить, что такое возможно, - это по-твоему означает помочь? Действовать через подставных лиц и выставлять меня идиотом – это тоже называется просто помочь?! – может быть, Ману и хотел бы говорить все это спокойно, не на таких повышенных тонах, но не получалось – слишком больно было терять то, чем он так дорожил. - Я не хотела такого, - всхлипнула Мия, всегда терявшаяся, когда он начинал на нее кричать, - Но у нас не было тогда другого выхода… - У нас? – с нотками сарказма переспросил Мануэль, - Нет, не у нас… Ты решила это одна, Мия… и не сказала мне ни слова, не спросила, нужна ли мне твоя благотворительность… А знаешь, почему ты это сделала? Потому что никаких «нас» для тебя не существовало уже тогда, это один я был таким кретином, что верил в эту сказку! - Как ты можешь говорить такие вещи… - Мия изо всех сил старалась, чтобы душившие ее слезы не мешал ее словам, но сдерживаться не удавалось, - Я ведь… сделала это… только ради тебя… - Да! Ты, наверное, долго упивалась сознанием собственной значимости, - едко усмехнулся Мануэль, - Конечно… Ты же Колуччи, ты можешь все – стоит тебе только рукой взмахнуть, и можно купить все, что угодно… или кого угодно… - он знал, насколько сильно ее должны были ранить эти слова, но ничего не мог с собой поделать и не мог остановить ту ярость, которая вдруг вспыхнула в душе – ярость от невозможности ничего изменить… и желание разрушить все сразу, одним махом, до конца – чтобы не мучить свое сердце, озираясь на осколки сломанного мира, - А я для тебя кем был, Мия? Никем? Ничтожеством? Которому ты хотела своим царским жестом указать его место? – все с той же болью в голосе продолжил Мануэль, и каждая его фраза ядом разливалась по сознанию Мии – ни одного ласкового слова, специально жестоко много раз называет ее по имени, как всегда делает, когда злится… ни малейшего намека на понимание… Ей захотелось тоже закричать, убежать, исчезнуть с лица Земли – только бы прекратилась эта пытка. - Нет… Нет! – Мия не могла остановить рыдания, мешавшие ей хоть что-то внятно ответить, - Как ты можешь говорить такие ужасные и несправедливые вещи… - только и сумела выговорить она, - Почему ты не можешь меня понять? - Понять что, Мия? – снова поинтересовался Мануэль, - Как ты, наверное, в душе смеялась надо мной, считая меня неудачником, которому не обойтись без подачки, как бездомной собаке? Ты думала, что я ни с чем не в состоянии справиться сам, без твоих дурацких денег, да? Что я ни на что не способен? Ну что же… если ты хотела унизить меня, то ты этого добилась! Худшего унижения ты придумать не могла! - Замолчи, пожалуйста… Замолчи! – вдруг тоже с нотками истерики закричала Мия, не в силах больше выносить его так ужасно звучавшие обвинения. Но как ни странно, на Мануэля это подействовало, потому что он на самом деле замолчал, и в квартире воцарилась тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Мии.
All times are GMT
3 Hours. Hits today: 3
You can: smiles yes, images yes, types yes, poll no
avatars yes, links on, premoderation off, edit new post no
, но этого и стоило ожидать, поэтому я все же выложу до конца хотя бы первую часть. Ну просто чтобы было, наверное, вроде как нехорошо бросать посередине... 
- user online