Posted: 20.02.06 18:44. Post subject: "ГЕОМЕТРИЯ" by Maggie и Chelly
Хм... Не очень уверена, что тут меня кто-то еще помнит и знает, но все же выкладываю новый фик и тут тоже. По просьбе Ли, которая говорила мне, что хочет его тут видеть :). Всего там три части, много глав в каждой, так что если не наскучит, я буду постепенно выкладывать проду. Ну, там увидим, в общем :). Сомневаюсь, что кому-то тут это понравится, потому что сразу предупреждаю, особой любовью к Марице ни я, ни Манита, мягко говоря, не страдаем.
Название: Геометрия Фэндом: Rebelde way Авторы: Maggie и Michelle (Chelly) Бета: Cну Дисклеймер+саммари+пейринг: Michelle: Все права на персонажей, к счастью, принадлежат Крис Морене, Пати Мальдонадо и Ко. Maggie: Почему «к счастью»? Michelle: Потому что придумать Марицу может только больной на голову человек, а от здорового пофигизма Пабло, истерик Мануэля и жеманства Мии можно сойти с ума. Maggie: Ну-ну-ну, Мию и Мануэля попрошу не трогать! Они мои зайчики и мурзики, и меня вполне устраивают. Пабло тоже лапочка, а Марица… ну, она нужна в сюжете. Michelle: Все они и так есть у нас в сюжете. Причем, Мия с Ману вместе, как ты любишь. И Пабло с Марицей тоже вместе. До поры до времени, правда. Maggie: Манита, ты сейчас раскроешь все секреты нашего фика заранее, и никто не будет его читать! Лучше сказать, что действие происходит спустя пять-шесть лет после окончания школы, и в фике еще присутствуют некоторые второстепенные персонажи. Michelle: Да, мы попытались задействовать тех героев, которые своими характерными особенностями хорошо вливались в придуманную нами историю. Maggie: Соня с Франко у нас по-прежнему женаты и счастливы вместе, Соня все такая же легкомысленная курица-наседка над своими двумя доченьками, а Франко – вечно переживающий отец семейства. Michelle: А еще у нас Томми есть, который все так же вертится рядом с Пабло и изо всех сил старается не оставлять друга, но в силу своих умственных способностей, разумеется. Maggie: И Луну с Нико мы ввели. Я так и вижу их вместе, с оравой маленьких детишек. Michelle: И Лухан все так же дружит с Марицей, помогая ей во всем. Иногда уж лучше бы сидела и помалкивала, а то она больше живет жизнью Марицы, чем своей. Maggie: Мне давно известна твоя трепетная любовь к Лухан! Но отношения к нашему фику это не имеет. Michelle: Почему, не имеет? В природе, как известно, все взаимосвязано. Maggie: Ну да, мы вообще попытались сохранить многие нюансы и настроения сериала. И даже сами ситуации опытному глазу вполне могут показаться знакомыми. Michelle: Мы просто перенесли все это в более взрослую жизнь. Но кто сказал, что эти герои чему-то научились на своих школьных ошибках? Maggie: Ну, у каждого же есть в судьбе свои пересекающиеся линии, параллельные прямые, замыкающиеся круги, точки соприкосновения… Michelle: Собственно, говоря, ты и объяснила, почему мы назвали этот фик «Геометрия». К школьному учебнику не имеет никакого отношения. Maggie: Так что, читайте и высказывайте свое мнение. Рейтинг: G (общий) Жанр: Драма, романтика. Статус: В процессе написания, но сюжет придуман окончательно и бесповоротно, и корректировке не подлежит. Размещение: Только с нашего разрешения. Отзывы: Да, и побольше. Примечания: Описание фика – описанием, но само произведение написано несколько в ином стиле. Так что, настройтесь на другой лад. Чмок! Мы (M&M).
[align:right]Ты был уверен, что путь выбрал верно, Каждый раз сбиваясь на круг. (Черный Обелиск).[/align]
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1.
[align:right]Ты рядом со мной, Я рядом с тобой, Как будто пустяк, Но пусть будет так всегда. (Секрет).[/align] Ее босые ноги коснулись пушистого ворса светло-бежевого ковра в спальне, а лучик солнца, пробивавшийся сквозь щель в задернутых шторах, запутался в ее длинных светлых волосах и решил там и остаться, потому что почувствовал себя дома. Утро было еще довольно ранним, и комната смотрела на Мию сонными глазами тишины, но тишина эта была приятной на вкус и очень уютной. В воздухе все еще витал аромат яблока с корицей – одной из любимых ароматизированных свечек Мии, которую они зажигали вчера вечером, и вообще утренний запах этой квартиры был для нее самым родным и любимым на свете, потому что он являлся запахом ее новой жизни, за которую можно было только благодарить Бога. В свои двадцать два года она имела практически все, о чем могла мечтать любая девушка – образование, деньги, работу, замечательную семью и красивую любовь, которая как в сказке с каждым днем становилась все сильнее. Пожалуй, ее безоблачному счастью многие завидовали, но Мия не обращала на это внимания. Главное, что она впервые в жизни по-настоящему верила, что мечты сбываются, даже самые наивные - те, которые с привкусом детства. Марица часто говорила, что Мие просто повезло, что она так и не узнала настоящей жизни со всеми ее превратностями, потому что никогда не жила в бедности, потому что имела возможность заниматься тем, что ей лучше всего удавалось – придумывать линии одежды для компании собственного отца, и потому что первая же ее любовь оказалась и взаимной, и единственной. И еще Мари не оставила свою детскую привычку подтрунивать над Мией и нередко повторяла, что жить настолько идеально – скучно, хотя, наверное, в душе могла за нее только порадоваться. Но когда Мия слушала рассказы сестры, с которой они по мере взросления становились все более близки, обо всех этих ее проблемах, беготне, вечной нехватке времени и желании скрыться ото всех и вся, она только сочувственно поила Марицу мате, оставляла у себя на ночь и с облегчением думала о том, что ей самой действительно очень повезло. А в такое утро как сегодня, Мие особенно хотелось летать и радоваться любым мелочам – пению птиц за окном, ужасно милому персиковому цвету ее нового белья, собственному отражению в зеркале, изящной вазочке на комоде, которую ей несколько дней назад подарила Соня, или тому замечательному свету, который приглушенно наполнял комнату сквозь полупрозрачные шторки. Она сладко потянулась, повернулась к кровати, с которой только что встала, и улыбнулась, глядя на спящего Ману. Может быть, и стоило еще немного понежиться в его объятиях, но раз уж она все равно проснулась… Стараясь не разбудить Мануэля, Мия накинула на себя халатик и на цыпочках вышла из спальни, прикрыв дверь, но не закрывая ее совсем, чтобы не щелкать замком.
Эту квартиру они снимали уже больше двух лет, Мия очень ее любила и до сих пор помнила, с каким восторгом и даже благоговейным трепетом она в свое время сама подбирала всю обстановку, включая даже самые незначительные пустячки вроде декоративных подсвечников или миниатюрного напольного фонтанчика. Ей нравилось этим заниматься – казалось, что она своими руками моделирует их будущую жизнь, и Мануэлю тогда тоже было приятно, что она с таким энтузиазмом взялась за это дело. Вообще-то, жить вместе – это была его идея, и Мия какое-то время сомневалась, потому что не была уверена, что готова к этому шагу, да и Франко поначалу был против, частично из нежелания отпускать любимую доченьку из-под их с Соней крылышка, и частично из старомодной приверженности традициям, но потом все отошло на второй план. Стоило Мие впервые не в теории, а в реальности переступить порог этой небольшой квартирки и представить, что она сможет разделить ее с Ману и создать там их собственный маленьких мирок на двоих, ей сразу ужасно захотелось это сделать. И даже Франко с его принципами пришлось отступить, когда все три женщины семейства поставили его перед фактом, что его средневековые взгляды давно отменили вместе с феодализмом. Марица тогда особенно постаралась – Мия до сих пор с улыбкой вспоминала все те красноречивые эпитеты и обороты, на которые вдохновилась ее сестра, в то время еще студентка журфака. И Мия ни разу потом не пожалела о своем решении. Просто, когда рядом был Мануэль, она забывала даже о том, что в квартире всего две комнаты, а не десять, как в доме у папы, о том, что к ним несколько раз в неделю приходит убираться всего одна горничная, вместо целой бригады обслуживающего персонала, как у Франко, о том, что иногда ей приходится самой готовить, и о прочих атрибутах их новой жизни. Зато эта жизнь была их собственная и настоящая, и хотя вначале она давалась не без трений, Мия очень быстро ее полюбила. Теперь в ее существовании появился некий ранее незнакомый ей смысл. Впервые Мия жила не только для себя, но для них двоих, и это ощущение до сих пор ее окрыляло. Она чувствовала, что ради сохранения этого хрупкого счастья и благополучия готова на все, лишь бы не потерять то, что они построили вместе с Ману. И Мия действительно была счастлива – каждое утро она просыпалась с мыслью о том, что хочет именно так прожить всю свою жизнь. Может быть, все остальное теряло значение по сравнению с возможностью быть с любимым, или в глубине души она всегда мечтала о чем-то подобном, а может быть, она просто повзрослела…
[align:right]И что впереди, не знаю, Но знаю судьбу свою – Рядом со мной одна лишь Та, которую я люблю. (Б.Г.)[/align] Когда Мануэль проснулся, он, даже не открывая глаз, сразу понял, что Мии нет рядом. Простыни все еще были теплыми, а подушка хранила запах ее волос, но сама она успела куда-то уйти. Еще несколько секунд он не спешил расставаться с остатками сна, но утро, уже ворвавшееся в комнату и приятно щекотавшее веки, заставило-таки его подняться. К тому же спать без Мии Ману не привык, а из приоткрытой двери слишком маняще пахло крепким утренним кофе, поэтому, быстро умывшись в ванной, Мануэль поспешил тоже покинуть спальню. Но на пороге кухни он почему-то остановился, увидев через дверной проем Мию. Она стояла к нему спиной и не замечала его, потому что возилась с баночкой джема, с которой никак не желала сниматься крышка. Работал тостер, в полупрозрачном чайнике закипала вода, и Мия в ее шелковом халатике выглядела такой домашней и родной, что Ману захотелось просто посмотреть на нее… или даже полюбоваться. Они уже довольно долго были вместе, но удивительным образом, иногда от одного неожиданного взгляда на нее в Мануэле просыпалось столько разных чувств, что их невозможно было передать. В Мие было все – его борьба с собой и мятежная подростковая любовь, равная по силе той ненависти, которая только ее разжигала и подстегивала; первые красивые и романтичные отношения и первое желание положить мир к чьим-то ногам; совместное вступление в новую самостоятельную жизнь; ощущение огромной нежности и стремление разделить все свои мечты и надежды… и чувство безграничного доверия. Постепенно Мия стала для Мануэля в прямом смысле единственным самым близким человеком, в котором он был полностью уверен и с которым воспринимал себя единым целым. Возможно, сказалась ранняя смерть отца или разлука с матерью и сестрой, но подсознательно Ману все время стремился к чему-то постоянному и стабильному. Когда ему было только семнадцать, он уже устал от слишком тяжелого вынужденного одиночества, но тогда он еще до конца не осознавал этой потребности постоянно иметь рядом любимого человека, чувствовать его присутствие, отдавать ему всего себя без остатка и знать, что это взаимно. И только Мия могла быть для Мануэля таким человеком. По сути дела, она стала его семьей, особенно с тех пор, как они начали жить вместе. Для Мануэля не существовало более уютных и драгоценных моментов, чем когда вечером он возвращался домой, и это был действительно его дом, а не комната в школе, спальня для гостей в доме Франко или номер в отеле – и в тот же дом возвращалась Мия, и они могли провести весь вечер вместе – не важно, просто перед телевизором, за ужином в ресторане или на каком-нибудь празднике у друзей. Или вот такие моменты, как сейчас… Даже несмотря на серьезные проблемы на работе в агентстве, Мануэль видел Мию и чувствовал себя абсолютно счастливым человеком, потому что у него была она – любимая девушка и самое дорогое существо на свете. Пока он просто смотрел на нее, Мия продолжала возиться с несговорчивой банкой, и, видимо, на этот раз слишком сильно нажала на крышку, потому что конфитюр резко открылся, и его содержимое не преминуло испачкать пальцы и рукав халата Мии. Пока та несколько секунд в растерянности переводила взгляд со злополучной банки на свои руки, Ману быстро подошел и обнял Мию сзади.
- М-м-м… С клубничным джемом ты еще вкуснее, - прошептал он, целуя ее в шею. - Ты меня напугал, - расстроено пробормотала Мия, - А я такая неловкая… - Вся перемазалась, - усмехнулся Мануэль. - Но дело в том, что эта крышка как будто присохла, - начала оправдываться Мия, - А я хотела сделать тосты… - Готовила завтрак? – Ману огляделся по сторонам, продолжая обнимать Мию. - Да… Для тебя, между прочим, - ее лицо немного просветлело. - Все выглядит ужасно аппетитно… Ты у меня просто феечка домашнего очага, - Мануэль чмокнул Мию в щеку, но она все еще немного недовольно закусила губу и посмотрела на свои руки. - Все равно как следует не получилось, - вздохнула она. - Что за ерунда… Я тоже терпеть не могу эти скользкие стеклянные банки. В следующий раз будем покупать одноразовые пластиковые упаковки, а ты в любом случае самая лучшая феечка домашнего очага на свете… Ну, самая красивая, это уж точно, - лукаво добавил Ману, и Мия повернулась к нему лицом. - Правда? – хитро прищурилась она. - Правда, - Мануэль положил руки Мие вокруг талии, - И даже больше того, самая важная и любимая на свете. А эту улыбку я у тебя украду, - он тоже улыбнулся и поцеловал ее, - Мия, можно я тебе кое-что скажу? – спросил Ману, - Только серьезно… - Что? – Мия ожидающе посмотрела ему в глаза. - Я хочу, чтобы ты всегда была рядом… В смысле, действительно всегда… Всю жизнь… Чтобы у нас была семья, дети… Я хочу, чтобы ты была матерью моих детей, - Мануэль тоже взволнованно посмотрел на Мию, - Выходи за меня замуж? – вдруг неожиданно предложил он. - Ты это серьезно? – Мия на мгновение потеряла дар речи. - Абсолютно… Мы ведь уже много раз говорили об этом, и мы уже давно вместе, чтобы перестать сомневаться, ведь так? Нет, ну конечно, - Ману засмеялся, - я предложу тебе это с кольцами, шампанским, свечками и прочими атрибутами, но просто мне хотелось… чтобы ты ответила сейчас… здесь… в нашем доме, на нашей кухне, за нашим завтраком… Ну? – ожидающе переспросил он, - Что скажешь? - Я даже не буду притворяться, что подумаю, - с сияющими глазами сообщила Мия, - Потому что над чем тут думать, если я люблю тебя больше жизни? Конечно. Конечно, да, - счастливо улыбнулась она и бросилась Мануэлю на шею. Они оба засмеялись, а потом Ману снова притянул Мию к себе и поцеловал. И только когда они наконец оторвались друг от друга, Мия поняла, что забыла вытереть конфитюр и все это время обнимала Мануэля перепачканными джемом руками. - Твоей футболке конец, - с невинным видом проконстатировала она. - Разрешаю тебе ее с меня снять, - ухмыльнулся в ответ Ману, и Мия снова прижалась к нему.
[align:right]Я это тот, кто каждый день уходит Прочь из дома около семи утра (Кино).[/align] Марица еще даже не проснулась, но уже успела рефлекторно схватить с тумбочки мобильный и нажать на отбой, чтобы заткнуть проклятый будильник. Открывать глаза было лень, но уже через несколько секунд она уставилась на циферблат своих огромных спортивных часов, и тогда ей захотелось громко и смачно выругаться – она как всегда забыла, что из дома Пабло до редакции добираться на целых двадцать минут дольше, и не переставила будильник. Теперь придется бегать с высунутым языком и уж конечно остаться без завтрака, хотя последнее и не являлось проблемой – ей все равно никогда не хватало времени на готовку. Мари выбралась из-под одеяла и покосилась на Пабло. Вроде бы, он еще спал… Значит, не слышал будильника, ну и слава Богу. Во-первых, зачем ему вставать в такую рань из-за нее, а во-вторых, хотя бы не будет ворчать, что она опять убегает, как сумасшедшая. В ванной Марица уже не удержалась и все-таки выругалась – ну сколько можно забывать купить сюда фен или хотя бы принести его из дома? Естественно, без фена высушить волосы она бы не успела, значит, опять придется идти с немытой головой. Мари быстро плеснула себе в лицо холодной воды, чтобы окончательно проснуться, и побежала к шкафу, на ходу стягивая с себя длинную футболку, в которой спала. Она искренне надеялась, что среди рубашек и свитеров Пабло сумеет обнаружить хоть какую-то свою одежду, причем желательно чистую. Она давно уже ничего не привозила, но справедливо рассудила, что должно же было что-то остаться со всех ее прошлых зависаний в этом доме. В итоге неожиданно нашлась оранжевая кофта с аппликацией, которую Мари была уверена, что потеряла, а джинсы она надела те же, в каких пришла вчера вечером. Марица критически осмотрела себя в зеркало, увидела в качестве отражения взъерошенную девушку в не самом лучшем расположении духа и похожую на нахохлившегося воробушка, но пускаться в рассуждения по этому поводу ей было некогда, поэтому Мари просто наскоро провела расческой по коротким рыжим волосам, кое-как пригладила их и принялась судорожно оглядывать комнату в поисках своего рюкзака. Тот, конечно, почему-то выглядывал из-под кровати, и только она успела сделать шаг в этом направлении, как тут же умудрилась споткнуться о собственные же ботинки и чуть не упала.
Марица снова чертыхнулась про себя и испуганно посмотрела на Пабло, молясь, чтобы он не проснулся от всех этих шумов, порожденных ее утренними сборами. Почему-то, когда она увидела его лицо, такое безмятежное и родное, Мари стало стыдно. В последнее время она жила в таком бешеном ритме, что порой ей действительно некогда было просто остановиться и посмотреть на него. Весь день с самого утра она или просиживала в редакции, или моталась по городу с очередным материалом, а вечером не оставалось ни сил, ни желания куда-то идти или даже о чем-то разговаривать. Иногда она так уставала от всего, что хотелось только забиться в свою комнату и сидеть там в одиночестве, долго курить или смотреть в окно. А иногда еще больше хотелось прийти к Пабло, забраться с ногами на диван в его гостиной, прижаться к нему и просто немного помолчать вместе. С ним ей было уютно, потому что хоть и ненадолго, но с Пабло Марица все еще могла превращаться в ту маленькую девочку, какой она была, когда они только познакомились – сильную и в то же время ранимую. И Мари желала верить, что он по-прежнему понимал все оттенки ее чувств и настроений, и что одно ее прикосновение, как раньше, могло без слов объяснить ему любое ее состояние. Однако все же все эти годы, что она была знакома с Пабло, очень хорошо натренировали и ее рецепторы тоже, и Мари буквально кожей ощущала, когда он ждал от нее чего-то большего, чем она могла дать. И в последнее время такое случалось все чаще и чаще… Но к сожалению, ей некогда было над этим задуматься… или она просто не хотела? Потому что эти мысли несли в себе опасность, а Марица не была уверена, что сумеет с ней справиться. Она не бежала и не пыталась спрятаться, но иногда ей становилось страшно. Просто так, без причины… Она даже не смогла бы сформулировать свой страх, но он вдруг появлялся в самые неожиданные моменты, и Мари не знала, что с ним делать. Это выражалось, например, в том, что она, как сейчас, смотрела на спящего Пабло и начинала чувствовать себя виноватой перед ним, хотя и не могла объяснить, в чем именно. Но вдруг появлялось это неуловимое ощущение, почти инстинктивное, и его уколы были неприятными. Повинуясь какому-то импульсу, Марица быстро достала из рюкзака блокнот и ручку и прямо так, стоя посреди комнаты и используя сумку в качестве подставки, нацарапала короткую записку для Пабло, чтобы не уходить совсем уж вот так… без слов, без прощаний, молча. Она положила ее на прикроватную тумбочку, еще на мгновение задержала взгляд на лице Пабло, а потом быстро отвернулась и нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках. Но что-то все равно не давало ей покоя, поэтому, за пару секунд закончив это занятие, Мари снова посмотрела на Пабло и на записку, а потом не выдержала, подскочила к тумбочке, схватила бумажку и резко ее скомкала. Все это было не то… Все эти записочки… Как будто взято из чужой жизни, а не из ее собственной. А Марица не любила менять или ломать себя, поэтому она, точно прицелившись, бросила скомканную бумажку в корзину для бумаг в углу комнаты, в последний раз оглядела спальню Пабло и стремительно вышла за дверь, ругая себя, что и так застряла там слишком надолго.
[align:right]Ты ушла рано утром, чуть позже шести, Ты ушла рано утром, где-то чуть позже шести. Бесшумно оделась, посмотрев на часы, На пачке «LM»-а нацарапав: «Прости». (Чиж и Ко).[/align] Пабло открыл глаза, как только (довольно, кстати, громко) щелкнул замок. Он вздохнул и положил руки под голову. Какое уже утро подряд он видел одну и ту же картину? Пабло давно сбился со счета, а Марица, наверное, думала, что ее поспешные побеги без прощаний почти никогда его не будили… Но он все равно ничего не мог сделать, чтобы удержать ее. Пабло горько и немного цинично усмехнулся про себя – похоже, Марица воспринимала его дом как какой-то гостиничный номер. Для полноты картины ей оставалось только оставить ему деньги или что-нибудь еще в этом роде… Но Мари всегда делала только то, что хотела, значит, наверное, она просто не хотела оставаться, и он не знал, как это изменить. Конечно, его всегда притягивали в Марице ее независимость, ее непохожесть на других, ее характер, но теперь, когда они оба повзрослели, все это стало и выражаться, и восприниматься по-другому. Пабло было необходимо всегда чувствовать, что она принадлежит ему и никому больше, но Марица, к сожалению, не умела полностью принадлежать кому бы то ни было. Она ведь, сама того до конца не осознавая, все время боролась за свободу – и когда-то в школе с учителями, и с родителями, и с друзьями, и даже в этой своей редакции журнала, которую Пабло временами начинал тихо ненавидеть за то, что, как ему казалось, она занимает в жизни Мари большее место, чем он сам… И точно так же в отношениях с ним. Они продолжались вот уже больше пяти лет (правда иногда с перерывами), и до сих пор Пабло испытывал это болезненное ощущение, что так и не смог «поймать» Марицу, потому что она всегда ускользала… или убегала. Да, конечно, у нее было много забот, проблем и ответственности на работе, да, конечно, она хотела добиться чего-то в этой жизни сама, да, конечно, она никогда не обещала ему, что станет обычной среднестатистической женушкой… да этого он у нее никогда и не просил. Но Пабло было необходимо, чтобы хотя бы иногда Мари была рядом тогда, когда он этого хотел, а не тогда, когда у нее находилось время или желание. У них была замечательная и насыщенная жизнь, они оба общались с очень интересными людьми – Марица в журнале, а он на студии, но порой Пабло ловил себя на мысли о том, что лучше бы эта жизнь была более обычной, лишь бы им удавалось разделить большую ее часть. Он с ностальгией вспоминал о школьных и студенческих временах, когда у них еще была группа, которая все-таки объединяла их больше, чем они сами думали.
Часто ему становилось грустно, что все осталось в прошлом, и еще немного обидно, что ради него Марица не могла остановить тот круговорот, в котором вертелась. Просто когда-то Пабло думал, что ради него она может все… И у него не получалось даже нормально поговорить с Мари об этом, потому что она приходила поздно, и Пабло видел, что очень нужен ей, поэтому в первую очередь ему хотелось просто обнять ее. А потом они занимались любовью и не тратили время на бесполезные разговоры. Но стоило только Пабло, засыпая в ее объятиях, подумать о том, что они наконец-то по-настоящему вместе, как утром Марица опять убегала по своим делам, точно так же, как сегодня – воровато собирая раскиданные по всей комнате вещи, торопливо хлопая дверьми и поглядывая на него украдкой – чтобы не проснулся и ничего ей не сказал, а потом несколько дней могла не возвращаться, с энтузиазмом рассказывая ему по телефону о своем очередном задании. Пабло пытался с этим бороться, причем пытался разным способами. Несколько раз он просто честно уходил и обещал себе, что больше не вернется, и тогда он искал забвения в бывших или новых многочисленных подружках, но не находил его, и рано или поздно все равно возвращался. Он пробовал находить себе кого-то на стороне, когда они все еще были вместе, чтобы доказать себе, что она не так уж ему и нужна, но и этот старый, как мир, способ не действовал. И тогда Пабло просто пытался привязать ее к себе, предлагал Марице переехать к нему насовсем – ведь все равно с тех пор, как Мора купила для себя и сына этот дом, сама она в нем почти не жила. Но Мари только отшучивалась и говорила, что в их семье одного Мииного пряничного домика хватит на всех, и второй им не нужен, и что ее всегда интересовало нечто совсем другое, чем ее глупенькую любимую сестренку. Просто Марицу все устраивало так, как оно было, и она ничего не могла поделать с тем, что это не всегда устраивало Пабло. Он встал с кровати, мрачно рассматривая легкий бардак, оставленный ему на память Марицей, машинально поднял с пола сброшенную ею футболку и положил ее на стул, а потом вздохнул и медленно подошел к практически пустой корзине для бумаг. С тоской посмотрев на дверь, через которую ушла Марица, Пабло вытащил маленький смятый бумажный шарик и осторожно развернул его, как будто это был скомканный обрывок чувств Марицы. «Спасибо за все. Люблю тебя» - вот и все, что она хотела ему сказать. Но так и не сказала.
я прочитала)))) хоть меня и отвлекали но я это сделала))) мне очень нравится что фик написан в таком стиле... вроде бы просто но не сопливо и не примитивно... вот из этой частички про Мариссу сПабло получился бы прекрасный минифик)...характеры я так еще и до конца не раскучила. Но всё таки приятно видеть Пабло целеустремленным.... а Мари.... ну она всегда такая... и была такая, но вы показали насколько безобидные выходки в юности могут привести к несовсем приятной жизни уже когда они повзрослели.... Мия с Ману... ну Мия в халатике на кухне это чудо))) а Ману.... впринципе я его всегда представляла таким ласковым и заботливым..... давно не читала такого рода фанфиков и хочу побыстрее проду
Пасиб, дорогая, приятно, что тебе понравилось :))). А стиль - ну, это мой излюбленный - простой и эмоциональный :)). На Мари и Пабло, наверное, несколько нестандартный взгляд будет, сама увидишь :)). Ну и Мия с Ману без заморочек не обойдутся, естественно. Тут название очень большую роль играет во всей задумке. А прода обязательно будет, вернее, она уже есть, мы сейчас вообще уже на стадии написания финальной главы, но выкладывать все же буду постепенно, чтобы не шокировать сразу диким объемом, и чтобы у Снусечки было время бетить :)).
Ну,Рит ты знаешь как я ждала этого фика=)))Оч рада, что наконец-то могу читать это творение=) Честно скажу, что часть про Мию и Ману мне понравилась намного больше, чем про Мари и Пабло.Как-то очень мило описанно их утро=) Мне нравиться!Жду продолжения!
Mel Я рада, что ты считаешь это приятным занятием :). Чмок!
Камилка Ок, прода скоро будет :).
Катя Ну, оно и понятно, у ММ-то пока все гораздо более идиллически :). Но это же только первая глава... А насчет МП... Долго и сложно объяснять наше с Манитой видение Марицы, и тут вряд ли кому-то оно будет близко, но я честно предупредила в самом начале - обожествления Марицы от нас можно не ждать. Она будет такой, какой мы ее видим. Это вообще получилось этакое глобальное произведение, полностью отражающее наши взгляды а)на характеры каждого из четверки в отдельности б)на отношения внутри этих пар. Так что заранее сорри, если это не совпадет с чьими-то идеалами :)).
Мне очень понравилось описание =)) Соавторство в духе Ильфа и Петрова =) Си товарищи очень любили так начинать =))
Название - отдельная песня =))
Прочитала 2 поста. Стиль Мии и Ману даже в письме виден )) По-домашнему очень написан. Подробно. Так что представляешь всю кратину четко =) Завтра на пару возьму почитаю дальше и вечером напишу ))
Начало понравилось, т.к. не знаю ,что будет дальше, то это заставляет открывать эту страничку и ждать продолжения! Сюжет или действие вогруг которого все и будет происходить тоже не ясен, что еще одна тайна в этом фике, по крайней мере сейчас! Насчет Мари, я ее такой и полюбила, за необычность и неординарность поступков, хотя так как она поступила утром поступают многие! Пабло- пока не ясно каким он будет! Мия и Ману - чесно, не очень люблю когда у них все так мило и хорошо *зависть наверное, в хорошем смысле первого слова* , но написано очень доходчиво, легко, с мягкими переходами, как вкниге известных писателей! Вобщем потрудились вы девченочки хорошо и даже на отлично!!!
Гоудж Сюжет станет ясен по ходу, это же только вступление было :))). За Мию и Ману не волнуйся, не может же быть такого, чтобы на протяжении всего фика у них все было хорошо, правда? Хотя будь моя воля, они бы только и делали, что ворковали. Но я понимаю, что это не экшн :)).
Zеркало Пасиб, Зерочка! Об Ильфе и Петрове мы не думали, но сравнение однозначно льстит :))). Название - ужасно важно для дальнейшего понимания сюжета :)). Буду ждать твоих дальнейших впечатлений :)). Чмок! *PS Сто лет не виделись, я скучаю :(*
Maggie Я прочитала. Хнык. АААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!! Вы разобьете пару МП!!!!!!!!!!!! Злые Вы. Я сама конечно всегда этим занимаюсь, но никогда не мирюсь, когда это делают чужие. Тем более вот так. Она уходит. Он любит. Как-то легче, когда измена.
Ладно =о) Теперь по-серьезнее. =) Как я уже писала фик написан слишком подробно. С одной стороны это действительно позволяет подробно представлять картину, с другой напоминает немного сопли в шоколаде а ля "Поющие в Терновнике". Посему надеюсь, что до 700 страницы вы не дошли =) Описание Мии и Ману мне нравятся больше, может потому что именно подробность их не портит. Хочется и про клубничный джем прочитать и релаьно представить милую улыбку Ми. С вариантом Мариццы и Пабло ..подробность не компанирует также ровно. Хотя посмотрим что будет дальше. Но это безусловно ИМХО. =)) Очень интересно узнать что вы там еще напридумывали =)) Перечитала еще раз описание и пускаю слюню =)) Сейчас все перемажу
Zеркало Зай, мы не злые. И потом, ты еще не знаешь, что будет дальше с парой МП, так что не переживай раньше времени. А насчет того, что она уходит, а он любит - ну просто ты же знаешь, как я отношусь вообще к этой паре, я вижу это именно так. Манита тоже. Да, я искренне не согласна с раскладом "Пабло - бабник, он изменяет Марице и разбивает ей сердце". Я вижу совершенно другую картину, и в сериале тоже. И Манита тоже, просто ее тут пока нет, она не может за себя высказаться по этому поводу, но не все еще потеряно :). Мы изначально были готовы к тому, что сама концепция фика не всем будет по душе, но что поделать. И в общем, увидишь все сама, может, не так оно все и плохо будет, кто знает .
По поводу подробностей - нет, не весь фик так написан, это только вступительная глава так, чтобы четче обрисовать отправную точку. Хотя детали несомненно будут, стиль такой, особенно я этим грешу, признаюсь и каюсь, у Маниты этого меньше.
[align:right]И все кричат: «Ура!» И все бегут вперед. И над этим всем новый день встает. Дом стоит, свет горит, Из окна видна даль. Так откуда взялась печаль? И вроде жив и здоров, И вроде жить – не тужить, Так откуда взялась печаль? (Кино).[/align] Марица была весьма довольна собой – в принципе, она всегда знала, что этот материал вызовет настоящий фурор, но все равно было приятно, что телефон в редакции не смолкал, а полупрозрачная дверь в маленький уютный закуток, который она считала своим «кабинетом», практически не закрывалась – туда постоянно заглядывали люди, желающие поздравить ее с очередным успехом. Она всегда хорошо делала свою работу, и любила ее именно за то, что та давала возможность постоянно расти и двигаться вперед – ведь у Мари даже не было времени на то, чтобы спокойно посидеть и, например, посозерцать собственную удачу. Ей некогда было почивать на лаврах – даже сейчас Марица перечитывала свою же статью, одновременно большими, обжигающими глотками вливая в себя горячий кофе, и пытаясь второй рукой отправить факс, который как всегда мудрил, и вместо отправки упорно хотел работать в режиме приема. Наблюдая при этом сквозь прозрачные стенки за суетливым муравейником редакции, Марица улыбалась – что-то было в этом мире такое особенное, что ее притягивало – постоянный обмен энергией, потоки информации, движение – жизнь здесь была густой и насыщенной, как хороший горячий шоколад, но никогда не застаивалась, как будто ее постоянно кто-то помешивал огромной ложкой, и не давал ни остыть, ни остановиться. И ей нравился этот вкус, потому что каждый день в нем появлялись новые оттенки, потому что она жила этой жизнью, дышала этим воздухом, наслаждалась этим каждодневным вызовом самой себе. Здесь, в ее маленькой норке, Марица чувствовала себя настоящей и свободной – такой, какой всегда хотела быть Марица Пиа Андраде. И все это при том, что журнал с его постоянной конкуренцией, критикой и поиском (иногда даже без надежды на успех) зачастую напоминал ад. Наверное, если бы Мари так не любила свою работу, она давно бы сломалась и не выдержала ни бешеного ритма, ни постоянного стресса, потому что далеко не всем под силу почти каждый день находиться на пике напряжения. Но она отдавала этой работе всю себя, ведь Марица просто не умела жить по-другому, не на пределе своих возможностей. И ей, как ни странно, всегда это удавалось, хотя очень мало кто понимал, каким образом. И почти никто не понимал, какой ценой…
Марица подумала о Пабло. И ее почему-то опять кольнуло нечто похожее на угрызения совести. Она не знала, откуда приходило это чувство, и куда оно потом опять уходило, но просто наступали вдруг непонятные моменты, в которые Марицу пробирал секундный, мгновенный озноб при мысли о Пабло, и одного мига этого маленького холодка хватало, чтобы с ее лица незаметно сползла улыбка. Мари становилось страшно в такие минуты – просто беспричинно страшно, и очень хотелось сбросить это наваждение, стряхнуть его с себя, как неприятные капли холодного, наполненного ветром дождя. Марица привыкла доверять своим ощущениям, и более того – только на них и на свое почти кошачье чутье она и полагалась по жизни, и только благодаря им она почти всегда безошибочно распознавала многие будущие виражи и повороты своей судьбы. А те чувства, которые мучительно кололи Мари в последнее время, слишком уж походили на плохое предчувствие – и Марица силилась их прогнать, потому что это было первое и единственное предчувствие, в которое ей не хотелось верить, и которое она заставляла себя игнорировать. Однако всегда, когда в самые неожиданные мгновения на нее нападала такая вот секундная, но убивающая все положительные эмоции тоска, Мари начинала чувствовать себя виноватой. И она сама еще не могла определиться, перед кем именно – перед Пабло, за то что он так любил ее, и она об этом знала, но тем не менее эти ощущения в ней вызывал именно он… или перед собой, за то что упорно отказывалась посмотреть правде в глаза и задать себе вопрос – а зачем все это? И что будет, если не гнать от себя этот холодок, а позволить себе почувствовать его… прожить его… Но, как ни парадоксально это могло прозвучать, Марица боялась. Пожалуй впервые Марица Пиа Андраде боялась так, что даже отступала от самой себя – она не знала, что ее ждет за этими мурашками, и поэтому по-прежнему одергивала себя и пыталась снова загнать жизнь в то русло, в котором она должна была протекать. Вот и сейчас Мари подумала о том, что, наверное, нужно бы позвонить Пабло и поделиться с ним радостью… Ему это, наверное, было бы приятно – ведь он так часто упрекал ее в том, что она лишь выделила ему кусочек своей по часам расписанной жизни – маленький квадратик, подозрительно напоминающий коврик – а в другие части жизни Марицы ей просто некогда его впускать. Не всегда эти упреки были вербализованы, но иногда Марица просто кожей их чувствовала, и от этого они пугали и раздражали ее еще больше. Поэтому нужно было сейчас позвонить Пабло и хоть немного поговорить с ним – Мари ведь и без того чувствовала себя виноватой, что снова так поспешно убежала от него сегодня утром. В последнее время она только и делала, что чувствовала себя виноватой во всем, что касалось Пабло – может, именно поэтому и было так холодно? Марица быстро допила остатки кофе и потянулась к телефону, готовясь уже набрать до боли знакомый номер Пабло, но в этот момент дверь в ее кабинет распахнулась, и в проеме показалось радостно возбужденное лицо Энрике, ее начальника и заместителя главного редактора. - Мари, ты что, все еще тут сидишь? Совещание без тебя не начинается, давай, бегом в конференц-зал, - он пригласительно махнул головой в какую-то неопределенную сторону, - Тебя будут на руках носить, - добавил Энрике немного насмешливо, но доброжелательно, а Марица и так уже давно привыкла к его слегка покровительственному тону с нотками скрытого обожания. Ее губы сами собой расплылись в улыбке – Мари знала, что будет королевой дня, и вид Энрике, такого довольного и родного, как стены ее любимого закутка, снова позволил девушке погрузиться в тот стимулирующий водоворот вызовов и событий, который стал ее жизнью. Так уж вышло, что и на этот раз звонок Пабло не вписывался в ее расписание, Но Марица не была в этом виновата – не она же назначила это совещание… Но в сердце что-то опять недовольно и неприятно шевельнулось, поэтому Мари, хоть уже и вскочила с места и собралась последовать за Энрике, все же взяла со стола мобильный и за пару секунд настрочила смску: «Мой репортаж имел грандиозный успех, все ОК, целую». А на пороге кабинета Марица обернулась, подумала еще пару мгновений и быстро вернулась, чтобы положить мобильный на стол и уйти без него. Мари знала, что Пабло наверняка будет перезванивать, но ведь в конце концов имеет же она право забыть сотовый в кабинете и не услышать этого звонка? А через полминуты после того, как Марица убежала, телефон действительно зазвонил незамысловатой, но наизусть знакомой мелодией, которую Пабло сам еще полтора года назад шутки ради сочинил по нотам на ее мобильном, и которая до сих пор была установлена в памяти на его имя – просто по привычке…
[align:right]Я позвонил вам с телефона-автомата, Я вечно ваш и буду вечно вас любить. А вы ответили, что вам звонить не надо И будет лучше, если мне вас позабыть. (Чиж и Ко).[/align] Уже через десять гудков Пабло понял, что дальше пытаться дозвониться – бесполезно, и нажал на отбой. У него как-то почти машинально проскользнула мысль, что она специально не подходит – ведь всего минуты две назад написала же Мари смску, значит, телефон был при ней. Но потом Пабло почти сразу эту мысль от себя отбросил – скорее всего, убежала как всегда по своим срочным делам. Марица постоянно была нарасхват и никогда не сидела на месте, вот только он так и не знал, что ему с этим делать – гордиться ей или сожалеть об утерянных минутах. Пабло в очередной раз кольнуло ощущение, что он чаще слышит эти механически сухие гудки в телефонной трубке, чем ее веселый, эмоциональный голос – даже сейчас он все равно не чувствовал в себе сил нажать на отбой и продолжал тупо, по инерции слушать их. Просто, чтобы сохранить чувство хоть какого-то, пусть даже самого отдаленного, контакта с Мари в своих руках. Было это как-то очень символично их отношениям: он всегда ждет ее в этих протяжных, нудных, давящих на слух гудках и столь же долгих пустотах ожидания; и вечно занятая для него Марица, как ритмичные, сменяющие один другой сигналы после отбоя, такие же быстрые и неуловимые как она. Как же жаль, что гудки сами по себе не могли передать ему никакой информации – иначе бы Пабло знал о жизни Мари практически все досконально. Нет, кажется, в его сознании уже зародился вихрь головокружения от этого неопределенного ложного ожидания ее на противоположном конце телефонной линии…. Ну почему каждое мгновение без Марицы казалось таким пустым? Так не должно было быть, это неправильно. Нашла же она столько разных смыслов для себя, что ей и суток всегда мало, чтобы полноценно прожить и запомнить каждый день. И почему у Пабло часы тянутся так нестерпимо долго, каждое дело кажется совершенно бессмысленным и ненужным? Да еще и этот постоянный поток мыслей о ней, из-за которого вообще невозможно сосредоточиться, заставить себя сделать хоть что-то… И это горькое чувство, что линии их судеб все отчетливее и отчетливее разделяются на две абсолютные разные прямые, пока он бесполезно прижимает к уху телефонную трубку… Будто бы бешеный поезд жизни специально уносил от него Марицу, а Пабло оставался один на станции смотреть ему вслед, еще очень и очень долго видя вдали его очертания – маленькую точку, исчезающую в пространстве. И он четко понимал, что ему никогда не догнать Мари, потому что как бы ни складывалась их совместная жизнь – она всегда будет впереди, обгонит кого угодно, лишь бы быть лидером, не обращая внимания на все то, что (или кого, а в данном случае его, Пабло) она оставляет позади. Сколько лет они уже вместе – Пабло еще раз провел внутри себя нехитрые подсчеты – цифра выходит немаленькая, даже если учесть сколько раз они разбегались. И почему за все это время Мари так и осталась одиночкой? Нет, по сути, она, конечно, была с ним, но никогда не делила с ним свои проблемы, тревоги, заботы. В каждую ответственную и трудную минуту она предпочитала оставаться одна, как стойкий оловянный солдатик, не подпускала к себе никого, интуитивно отторгала любую попытку протянуть ей руку помощи… А Пабло иногда так хотелось показать ей, что в любом вопросе он всегда будет на ее стороне... Но Марица даже близко не подпускала его благие намерения, будто опасалась что он сделает ее трудности еще весомее и тяжелее… Почему? Почему в их отношениях до сих пор не было ничего общего, объединяющего, соединяющего двоих людей в целое, создающего семью…Пабло в очередной раз начал перебирать в уме все свои промахи и ошибки, что он делал и делает не так…
Странное чувство – он безумно хотел найти хоть какую-то свою вину, чтобы исправиться, пока еще не стало слишком поздно, но чем упорнее он искал, тем очевиднее ощущал, что его вины в их интуитивном разладе нет. Он, бывало, из кожи вон лез, чтобы только быть рядом с ней, уступал многим своим принципам, искал порой невыгодные для себя компромиссы… Но нет, не помогало ничего. С каждым разом отношения с Марицей требовали от него все больше и больше жертв… И как бы это ни казалось парадоксальным, каждый раз желание быть с ней оказывалось гораздо сильнее, любовь перевешивала любые весы в свою сторону, независимо от того, чем была наполнена другая чаша. Кажется, из-за желаний Мари он стал мазохистом – мысль которая не могла не вызвать усмешку, но даже это казалось Пабло совершенно незначительным, когда речь шла о ней. Никакая жертва даже в сравнение не шла с желанием никогда не расставаться с Мари, все время быть рядом, быть вместе. Марица была для него ценнее всего на свете, и Пабло никогда не сомневался в выборе, никогда не жалел о том, от чего отказался ради нее. Вот бы появился хоть какой-то знак… Знак того, что он ценен для нее так же, как и она для него. ..О большем счастье и мечтать было бы нельзя. А пока есть только это подвешенное в воздухе ощущение очередного провала, очередной безуспешной попытки поймать Марицу в сети своей любви. Очень обидное ощущение сдавленности и горечи внутри. Предчувствие неминуемого поражения, когда так сильно мечтаешь о победе… «Нет, эти мысли надо от себя гнать!» - Пабло взял себя в руки и даже как-то встрепенулся, взъерошил кучерявые волосы на своей голове – отчего тут же стал похож на обескураженного маленького ребенка, заваленного неизвестно почему отнюдь не детскими проблемами, и потому бессильного их решить, не в силах даже понять, чего в принципе от него хотят. Он посмотрел на кипу бумаг, лежавших перед ним, и понял, что надо какими угодно усилиями найти в себе энтузиазм и желание работать. А ведь когда он утром ехал на студию, Пабло только и думал, что об оглушительном успехе, который имело недавнее выступление Селесте в Кордобе. Ведь это открывало перед ней и перед ним, как ее представителем и продюсером, замечательные перспективы. Он знал, что телефоны в его приемной уже раскалились от предложений для Селесте проехать с сольным туром по стране и поучаствовать в качестве особого гостя на церемонии вручения престижной музыкальной премии. И особенно часто звонили журналисты различных известных изданий, желавшие как можно скорее заполучить на свои глянцевые обложки очаровательное и по-детски милое лицо новой маленькой, но яркой звезды музыкального небосклона. Действительно, новый англоязычный альбом, который Селесте записала с подачи Пабло (раньше она хотела петь только на испанском), стал настолько популярным, что не только вошел в ротацию радиостанций стран Латинской Америки, но пришелся по вкусу и разносторонним американцам, и классикам-англичанам, и даже в далеком и многолюдном Китае, к удивлению всего персонала студии Пабло, попал в лидеры продаж. А клип на песню Your way уже давно и прочно закрепился во многих мировых хит-парадах канала MTV. Черт, без Марицы Пабло даже собственному успеху полноценно радоваться не мог. Вся студия за дверями его кабинета ликовала, подсчитывая прибыль (первую весомую прибыль их маленькой звукозаписывающей компании!), а он – генеральный директор и продюсер Селесте сидел тут в одиночестве, разъедая самого себя нерадостными мыслями. - Пабло! Пабло! – неожиданно в небольшой кабинет Пабло буквально влетел взволнованный Томас, но, увидев грустный взгляд друга, как-то растерялся и замер на пороге. - Марица опять куда-то пропала, - обреченно протянул Пабло, будто отвечая на немой вопрос Томаса, который явно читался у того на лице. - Забудь о Марице. У меня потрясающая новость! – к Томасу, который за годы общения с Пабло уже привык реагировать на испорченное из-за Мари настроение друга, как на само собой разумеющийся факт, вернулась его счастливая улыбка, - У нас нашелся спонсор! Ты понимаешь, что это значит? Теперь мы можем организовать мировое турне Селесте! - Что!? – не поверил своим ушам Пабло, - У нас получилось? Получилось!!! Вот он - тот знак, который перевернет весь его мир. Маячок, горящий в конце дороги и сигнализирующий, что путь был выбран верно. Счастливый Пабло вскочил со своего стула и бросился обнимать Томаса. У них действительно получилось. Получилось осуществить идею, о которой раньше они могли думать только в самых сокровенных мечтах. А теперь все это становилось реальностью, которая уже запахла сладким запахом перемен к лучшему. Этого не могла не оценить Марица, знающая вкус побед не понаслышке. Но жаль только было, что ее телефон все никак не хотел соединить их…
[align:right]На двоих один зонтик и одна любовь, На двоих один доллар на обратный проезд, На двоих одно горе, на двоих один крест. (Чиж и Ко).[/align] Раньше Мануэль не был знаком со вкусом сбывшейся мечты, и он даже не всегда верил, что мечты могут в принципе сбываться, потому что жизнь слишком часто расставляла ему ловушки и готовила неприятные сюрпризы. Но в такие моменты, как сейчас, когда Мия была рядом, и они просто безмятежно завтракали вдвоем, дома, как маленькая семья, Мануэль понимал, что на самом деле судьбе он может быть только благодарен. Далеко не каждый человек способен сказать, что знает цвет, запах и ощущение счастья… что может не то что поймать его, но хотя бы описать. А Ману знал… Он точно знал, что счастье пахнет нежными сухими ромашками, как распущенные по плечам волосы Мии, что оно расписано светлыми, пастельными тонами, как обстановка в их уютной квартирке, что оно теплое, как их любые случайные прикосновения друг к другу, и невесомое, как легкий смех Мии, смешивающийся с золотыми полосками солнца, сквозь жалюзи освещающими ее лицо. Не нужно было никакого волшебства… Его не требовалось даже искать – оно просто уже было само по себе, в любой мелочи, в любом мгновении, в каждом жесте – даже просто в чашке кофе и клубничном джеме, при воспоминании о котором Мануэль непроизвольно улыбнулся. Они сегодня несколько припозднились с завтраком, но повод был стоящий, к тому же Ману заранее предупредил Нико, что появится в рекламном агентстве только после обеда, а у Мии, как у всякой творческой личности, и вовсе не было какого-то особенно строгого расписания. Поэтому они вполне могли позволить себе задержаться утром дома, тем более, что оба так дорожили этими бесценными минутами, проведенными вдвоем, что ради них могли многим пожертвовать. В который раз Мануэль смотрел на довольно улыбающуюся Мию, которая вдохновенно рассказывала ему о том, какой мечтает видеть их свадьбу и какое восхитительное платье она себе закажет, и понимал, насколько это важно, когда в другом человеке для тебя заключается целый мир. Мия, такая хрупкая и родная, была для Ману самым близком существом на свете – она принимала его таким, каким он был. И в то же время одно ее присутствие меняло всю его жизнь, делало ее светлее, мягче, сглаживало все острые углы… Только Мие он мог доверить абсолютно все, только с ней хотелось разделить каждое событие, каждую печаль и каждую улыбку, и только она была тем единственным человеком, которого Ману действительно воспринимал, как свою вторую половинку. Он мог быть твердо уверен, что Мия никогда его не предаст, всегда поймет и будет рядом. Ей не нужно было даже делать что-то особенное – достаточно оказывалось того, что Мия у него просто была, Ману всегда об этом знал, и эта близость могла поддержать в любую минуту, даже самую сложную. Так было, например, некоторое время назад, когда они с Нико еще только недавно своими силами открыли рекламное агентство, и случились эти финансовые неприятности, из-за которых они тогда чуть не потеряли все. Дела в тот момент как раз пошли в гору, бизнес развивался достаточно быстрыми для начинающих темпами, но все едва не закончилось из-за того злополучного пожара, уничтожившего добрую половину имущества. Но самое страшное заключалось даже не в самом пожаре, а в том, что буквально за месяц до него у ребят истекла страховка, а Нико, отвечавший за это дело, так забегался с новыми требовательными, но многообещающими клиентами, что просто элементарно забыл ее проплатить и продлить. Рекламное агентство, в которое они вложили всю душу и средства, оказалось на грани полного разорения, и тут было от чего впасть в отчаяние – это действительно был очень мрачный и тяжелый период, и Ману тогда буквально задыхался от собственного бессилия что-либо изменить. Он нервничал, психовал, срывался, постоянно пытаясь придумать какие угодно выходы из сложившейся ситуации, и если бы у него не было Мии, Мануэль не знал, чем бы все это закончилось.
Но она была рядом, она все понимала, и ради нее он должен был не сломаться. Помогла еще поддержка Пабло, которому тогда тоже приходилось несладко, а потом, когда Ману и Нико почти смирились со своим разорением, нашелся-таки человек, готовый вложить в них свои деньги и выкупить контрольный пакет акций, спасая тем самым агентство от банкротства. Новый акционер никогда не вмешивался в управление фирмой, он даже ни разу не появился ни на одном совещании и лишь пару раз присылал своего представителя – например, в момент совершения сделки. В остальном он как будто снова предоставил Мануэлю и Нико ту свободу, которой они пользовались, будучи основными компаньонами. И хотя Ману поначалу чувствовал себя не в своей тарелке и хотел во что бы то ни стало выяснить, кем был этот человек, по сути ничего не изменилось, и всем такое положение вещей было более или менее удобно, тем более, что ребята потихоньку сумели заново поднять и раскрутить агентство, так что они наверняка оправдали ожидания нового акционера. Но все равно в тот момент справиться со всеми так сразу навалившимися проблемами было нелегко, и в какой-то степени даже для отношений Мануэля и Мии это стало своего рода проверкой, и Ману иногда даже гордился тем, с какой честью они ее прошли, тем более, что случилось все это в самом начале их совместной жизни. Но через все, что происходило в их судьбе, они проходили вместе, вдвоем, и это всегда придавало сил, что бы ни случилось. И сейчас Мануэль смотрел в светящиеся счастьем глаза Мии и благодарил Бога за то, что тот дал им шанс найти друг друга, а потом не потерять, не смотря на все препятствия, которые еще с самого школьного возраста появлялись на их пути. Просто Мануэль всегда знал, что они с Мией – две точки одной и той же прямой, что их жизни неразрывно связаны чем-то большим, чем просто привязанностью – скорее их жизнь постепенно стала одной жизнью на двоих, и теперь они оба уже не представляли, что может быть по-другому. Потому что и Мия была настолько счастлива, что иногда сама боялась такого счастья. Она поначалу даже иногда просыпалась по ночам, смотрела на спящего Мануэля, и ей хотелось до него дотронуться, чтобы можно было поверить, что все это происходит с ней наяву, что сбываются ее детские мечты, и что никто больше их у нее не отнимет. А потом Мия привыкла каждый день засыпать и просыпаться в объятиях Ману и чувствовала себя такой любимой, уверенной и защищенной, что и в ней самой появлялись какие-то новые, ранее не знакомые силы. Мия точно знала, что ради этой любви пойдет на все, что будет даже драться, если понадобится, лишь бы мир всегда сверкал теми яркими красками, которыми его раскрасил для нее Мануэль. Каждый ее день начинался с улыбки, подаренной ему, и уже одно это было для Мии бесценным. И сегодня, когда она даже еще не знала, что ее ждет, Мия уже просыпалась с ощущением покоя в душе – такого, какой испытываешь на берегу тихого, зеркально-гладкого умиротворяющего озера. Сейчас ее жизнь была такой же, как вода в этом озере – чистой, прозрачной и безмятежной. И даже то, что могло помешать этому спокойствию, не имело значения, потому что никаким мелким неурядицам Мия никогда не позволяла стать выше ее счастья. Когда она начинала из-за чего-то сильно нервничать или расстраиваться, Мия напоминала себе, что на самом деле все это настолько неважно по сравнению с тем, что она самая счастливая девушка на земле… Пока у нее был Мануэль, Мия могла летать и не бояться упасть, потому что знала, что он обязательно ее поймает. Поэтому на самом деле она практически ничего и не боялась. Разве что иногда становилось страшно, что вдруг она что-то сделает не так, и тогда Бог отнимет у нее это счастье, но думала Мия об этом очень редко – у нее не было повода, она жила и наслаждалась каждой минутой, и особенно в такие дни, как сегодня, когда сбывалась еще одна мечта из ее прекрасной сказки. Стать женой Мануэля, навсегда, красиво, как она всегда хотела – принадлежать ему целиком и полностью, и чтобы он принадлежал ей… Мия с Мануэлем чувствовала себя то маленькой девочкой, то поддержкой и опорой, то принцессой из французского замка ее собственных розовых грез. И каждый день становился для нее новым подарком, каждый из которых она была готова сохранить в сердце навечно, а сегодня – еще больше. Мия ощущала себя на вершине блаженства, она строила планы, и ей просто было хорошо оттого, что наступило это утро, оттого, что они с Ману провели его вместе, оттого, что он сделал ей это предложение… И хотя, наверное, та же Марица скорее всего начала бы подкалывать ее за эту наивную, почти детскую радость, и снова бы стала упрекать за то, что сестра все еще витает в облаках и живет какой-то собственной выдуманной жизнью, но Мия в глубине души знала, что как раз она-то в каждом будничном утре находила именно то, что искала, а значит, когда-то она сделала правильный выбор, в котором была уверена, не смотря ни на что.
- Ты разрешишь мне потом самой позвонить твоей маме и пригласить ее? – просяще произнесла Мия, заранее зная, что Ману не сможет ей отказать. - Я сделаю все так, как ты захочешь, - улыбнулся Мануэль, - Но мы можем позвонить ей вместе, да и в любом случае она будет очень довольна. - Мне так хочется, чтобы это был самый лучший день в нашей жизни… - мечтательно протянула Мия, поставив свою чашку на стол и придвинувшись поближе к Ману. Она положила голову ему на плечо, - Все должно быть идеально. - Любимая, с тобой каждый день – лучший, - он обнял ее, и они могли бы еще долго сидеть просто вот так, обнявшись, если бы эту идиллию не нарушил звонок сотового Ману. Мия неохотно отстранилась, чтобы он мог дотянуться до телефона и ответить, но смысл разговора, который оказался весьма коротким, ей не очень-то понравился, потому что сначала Мия прочла на лице Мануэля удивление, а потом услышала сказанное в трубку «Хорошо, я сейчас приеду». - Что случилось? – обеспокоено поинтересовалась она, как только Мануэль нажал на отбой – ведь ясно же было, что произошло что-то срочное. - Это Нико, - объяснил Ману, лицо которого сразу как-то посерьезнело, - Представляешь, любовь моя, кажется, частному детективу, которого мы наняли, удалось наконец выяснить что-то про нашего непонятного нового компаньона. - Вы наняли для этого частного детектива? – удивленно напряглась Мия. - Да, Нико его нашел, вроде бы это какой-то его знакомый. Все-таки согласись, это не очень здорово – полностью зависеть от типа, о котором ты вообще ничего не знаешь… И хотя он нам помог, конечно, все равно… Остается такое неприятное чувство, что в любой момент он может захотеть начать дергать нас за ниточки, - с легким недовольством ответил Мануэль, а Мия промолчала. Но она как никто другой знала, насколько для Ману была важна независимость, и, конечно, в такой ситуации ему никогда не могло быть полностью комфортно, - Мне надо срочно поехать в агентство, - немного извиняющимся тоном сказал Мануэль, - Прости, любимая, но это и правда важно, - просяще протянул он, увидев расстроенные глаза Мии, - Нико как всегда бегает в дикой запарке… Уж скорее бы Луна вернулась из Сен-Луиса от Флор, а то он как всегда – срочно надо забрать Лусерито и Роситу из детского сада, а он не знает, чем их кормить вечером, потому что вчера у Лусерито болел животик – что и немудрено от стряпни Нико… А теперь он звонит чуть ли не в истерике, что ничего не успевает, и… В общем, мне надо с этим разобраться самому… ты простишь меня, ведь правда? – Мануэль посмотрел на Мию обожающим, но снова виноватым взглядом. - Не ходи туда, – тихо попросила она, умоляюще выпятив губки, - Это обязательно делать сегодня? - Прости, любимая… Но мы ведь давно уже хотели узнать про этого человека, - Мануэль чмокнул Мию и встал из-за стола, - Обещаю, что я очень быстро вернусь и расскажу все, что выяснил детектив. Договорились? – Мия чуть улыбнулась Ману, видя, что он этого от нее ждет, но осталась сидеть на кухне. Она боялась, что он может не выполнить это обещание… Ей снова стало страшно оттого, что один звонок смог так бесцеремонно ворваться в их мирок, но ничего сказать она не сумела, да и не знала, что. Через минуту Мия не выдержала и быстро, почти бегом бросилась из кухни в квартиру. Мануэль уже был в коридоре и собирался уходить. Мия молча подошла и молча посмотрела ему в спину умоляющим взглядом, а Ману почувствовал ее присутствие – просто потому что он всегда ее чувствовал – и поэтому сразу обернулся. - Ты ведь не обижаешься на меня? – с надеждой спросил он. - Нет, - Мия качнула головой, - Я тебя люблю, - произнесла она после паузы как-то значительно, - очень-очень… ты ведь знаешь об этом? - Я тоже тебя люблю, малышка, очень-очень, - Мануэль с улыбкой остановился на пороге, и Мия порывисто прижалась к нему, а он нежно ее поцеловал. Потом за Ману закрылась дверь, и Мия осталась дома одна. Но теперь ей почему-то вдруг стало так тревожно, как бывает от нехорошего предчувствия, и по ровной и гладкой поверхности озера стали расходиться круги ряби, словно от брошенного туда плоского камешка.
как-то он у меня медленно идет. это мне не нравится. видимо стиль не мой. все-таки слишком подробно =) завтра прочитаю последние 2 поста...
п.с. знаешь я злюсь именно потому, что я Мегсогласна с твоим видением МП. Что во многом так оно и есть. КОнец 2 сезона и особенно 4 caminos это отчетливо показали. Но моя душа не может с этим смириться я всегда жду хорошего конца. Жду, что Мари измениться. исправиться и все будет. Может я просто жду этого от самой себя..
Zеркало Сорри :((. Видимо, стиль у меня такой неисправимый :(((. Хотя Манита по идее должна была меня разбавлять... Просто кому-то это нравится, кому-то нет. Видимо, таланта не хватает изменить себе и писать по-другому :(((. Про Мари ничего не могу сказать - боюсь, что она уже не изменится... Но это всего лишь маленькое-малюсенькое ИМХО, на него можно не обращать внимания. Возможно, я просто какими-то не такими глазами на нее смотрю, но как уж есть. Но я честно в шапке написала - фанатам Марицы читать осторожно :)). К тому же ничего такого уж особенно плохого мы с ней и не сделали и делать не собираемся, какая есть, такой и написали :)))). ИМХО (или даже ИОХО, т.к. нас двое), фик очень-очень in-character. Но опять же, это кто как видит. Если вдруг кому-то покажется, что Марица написана неправильно - может, так оно и есть. Или даже не Марица, а любой из четверых. Чмок!
Maggie Фанатам читать осторожно се еесть факт. =)) А я очень люблю эту героиню =)) Но все равно прочитаю =)) Ибо не осгласие с самой собой вр мне живут давно ибороться с ними не впервой =)) Так что творите дальше :) У каждого есть право на свой стиль (просто я например очень лаконичная по природе и в фиках соответственно), свое мнение и на его высказыванеи :))
[align:right]Дарю, дарю, дарю тебе одной Все, чем я богат несметно, Дарю, дарю тебе все то, что под луной И заветный миг рассвета Конечно, я вполне серьезно говорю, Тебе, тебе, тебе одной я все дарю, И жалеть не стану все океаны, Мили и мели, меридианы и параллели… (Секрет).[/align] Пабло не мог дождаться того момента, когда сможет поделиться новостями с Марицей. Сколько он себя помнил, в каждом своем действии он видел самый значимый для него скрытый смысл – угодить ей. Она будто была лакмусовой бумажкой, которая меняла цвет каждый раз, когда его жизнь брала новый курс. Уже по одному взгляду Мари Пабло понимал, правильно ли он действует или ошибается, стоит ли продолжать бороться или лучше остановиться пока не поздно. Любое ее одобрение, ласковый взгляд просто окрыляли его, придавали столько сил и уверенности, что хотелось весь мир одарить своей энергией и счастьем. И как тяжело было признаваться в неудачах и ловить на себе ее корящий взгляд с немым упреком: «Ну почему ты все всегда делаешь неправильно!». В такие минуты Пабло чувствовал себя недостойным ее настолько, что хотелось просто провалиться сквозь землю или исчезнуть где-то в параллельных мирах… Помогала ему в такие трудные минуты абсолютная уверенность в том, что Марица желает ему только добра и хочет видеть его лучше, и он старался изо всех сил, пропадая изо дня в день на работе в постоянном поиске новых голосов и характеров, которые бы взорвали молодежь, как когда-то это сделали они сами со своей школьной группой. Было очень сложно продолжать дорогое общее дело одному, но Пабло сам так решил для себя. Несмотря на то, что друзья открыли для себя другие дороги, реализовались в других делах, нашли каждый свое место в жизни – Пабло остался верен своему миру, миру музыки, слов и гитарных струн. И вот теперь наконец-то он начинал собирать плоды. Особенно его радовало, что этого триумфа он добился абсолютно самостоятельно, без чьей-либо помощи и покровительства, ведь будучи сыном мэра, он привык жертвовать многими идеями и мечтами ради жалкой и помпезной, по мнению Пабло, карьеры отца, которая в итоге и завершилась полным провалом. Пабло потом очень долго еще чувствовал, как политическое фиаско отца отражалось и на нем тоже, бросая грязную темную тень на любую его инициативу, на каждое начинание. Но все это не заставило его отступить, опустить руки, а, наоборот, только добавляло рвения и азарта. Ему очень хотелось доказать Марице, что она ошибается, считая его неприспособленным к жизни рафинированным богемным мальчиком, доказать отцу, что его сын всегда был прав, выбрав музыку смыслом своей жизни (интересно, следит ли отец за его судьбой?), доказать самому себе, что он тоже чего-то стоит - слишком часто раньше ему приходилось даже в этом сомневаться. И вот теперь он чувствовал, что то сумрачное время остается позади, уступая место душистому солнечному рассвету в его судьбе. Наконец-то Марица будет им гордиться! Это его первая настоящая победа! Но какой ценой она пришла к нему…
Пабло будто каждой клеточкой своего тела чувствовал, что именно Селесте станет главным козырем его звукозаписывающей студии, даже когда Томас скептически нудел, что с таким ангельским личиком, как у Селесте, ей надо петь репертуар а-ля Бритни Спирс, добавив, правда, как можно больше заунывных баллад о неразделенной любви, а никак уж не песни самого Пабло: свободолюбивые, бросающие вызов, заставляющие думать... написанные для Марицы. Томас вообще отчаялся, когда Марица почти в самый последний момент отказалась записывать песни Пабло. Просто Мари поняла, что карьера журналистки для нее куда важнее, чем эстрада, и этап, когда она хотела стать великой певицей, остался для нее позади – теперь Мари хотела перейти от слов к делам: не просто петь о стремлении к свободе, но и на самом деле рубить мосты, срывать маски и делать мир лучше. Такова была Марица. И Пабло как никто другой знал ее нрав, но тогда его просто душила обида на нее. Обида, о которой он предпочел промолчать, чтобы не потерять любимую. После отказа Марицы для студии звукозаписи настали тяжелые времена (кто бы мог подумать об этом сейчас!), когда несколько месяцев приходилось записывать абсолютно бесталанных певичек, возомнивших себя новыми мадоннами за деньги их весьма непривлекательных спонсоров - «попсучек», как принято было называть их в музыкальных кругах. Хорошо, что Марица как раз в то время отправилась на свой первый спец. репортаж, за который, кстати, получила награду, а иначе она не поняла бы, почему Пабло вдруг взялся за это дело – уж очень оно противоречило ее мировоззрению. Да и сам Пабло, откровенно говоря, был не слишком рад, что его мечта о собственной звукозаписывающей компании превратилась в этот балаган. Но иначе от финансовых проблем было не уйти. Сколько раз они с Мануэлем, агентство которого тоже в то время переживало кризис, пережевывали обрушившиеся на них трудности, тщетно пытаясь придумать достойный выход из тупика. Ману тогда помог новый акционер, выкупивший контрольный пакет акций и вложивший в фирму свои деньги, а Пабло спасло появление Селесте. Кто бы мог подумать, что эта милая девушка будет способна так проникновенно исполнить песни, которые Пабло писал, рассчитывая только на Марицу и вдохновленный ей же: ее лукавой улыбкой, ее голосом, ее вздорным личиком. Даже уже смирившись с потерей Марицы, Пабло долго еще, стоя за кулисами во время выступлений Селесте, представлял на сцене другое лицо - Марицу, и мечтал о том, чтобы разделить эти мгновения счастья именно с ней. Пабло уже представлял момент, когда скажет Мари о приглашении в это турне, о том, что хочет, чтобы они вместе прошлись по улицам шумного Нью-Йорка, оживленного Мадрида, романтичного Парижа, нетрадиционного Амстердама, вечно занятого Токио, снежной Москвы… Да, какое это, собственно, имело значение, где они будут, главное - что Пабло хотел воплотить в жизнь их с Марицей общие мечты. Не просто мечты, а мечты юности, которые всегда бывают такими сладкими на вкус. Сегодняшний вечер должен был стать самым особенным и запоминающимся в их жизни, и Пабло чувствовал какой-то особый трепет, предвкушая встречу с ней. Встречу, которая навсегда должна была изменить их судьбу...
[align:right]Она идет по жизни, смеясь. В гостях она как дома, где все знакомо. Удача с ней. Жизнь удалась. И без исключенья все с восхищеньем Смотрят ей вслед и не замечают, Как плачет по ночам Та, что идет по жизни, смеясь (Машина времени).[/align] Жизнь Марицы никогда не шла по накатанной дорожке, скорее наоборот, можно было только удивляться тому, как она умела ориентироваться в том водовороте событий, который с головой накрыл бы любого. Сколько раз она тонула, но в последнюю секунду, когда все казалось безвозвратно потерянным, ей удавалось всплыть на поверхность и увидеть берег. Сколько раз она чувствовала себя как рыба в воде, но все же натыкалась на подводные камни, раздирала кожу в кровь, но терпела… и в итоге добивалась своего. С детства она приучила себя бросать вызов любым обстоятельствам, смело идти на риск, не оглядываясь на сомнения и ненужные предубеждения, и побеждать всегда. Мари ненавидела и презирала страх и трусость, и поэтому всегда открыто смотрела в глаза всем ударам судьбы, с честью преодолевала даже самые сложные препятствия и возвышалась над любыми проблемами и невзгодами, как королева. Королева, которая крепко держит в руках все ниточки своей судьбы и никогда не совершает неправильных поступков. И это в свои двадцать два года... Вряд ли этим мог бы похвастаться кто-то другой. За это ей всегда все восхищались: родители, друзья, коллеги. Соня любила повторять, что безумно гордится своей девочкой, силой ее характера и решительностью, считает ее лучшей дочуркой на свете. Сестра, а Мари уже не воспринимала Мию иначе, чем глупенькую младшую сестренку, хотя они и были одного возраста, постоянно говорила, что никогда бы не решилась даже на треть тех поступков, на которые свободно и без доли сомнений, будто так и надо, решалась ее сводная сестра. Она всегда так завороженно-трогательно слушала рассказы Марицы об очередных ее репортерских приключениях и историях, так искренне удивлялась, с какой непосредственностью и непринужденностью та рассказывает о событиях, которые, повернись что-нибудь иначе, могли бы стоить ей и жизни... Только ради этого Марица была готова решиться еще на большее. Такая реакция окружающих заставляла ее (и не без оснований) гордиться собой. Ведь так приятно осознавать, как много ты делаешь, для того чтобы мир стал пусть чуточку, но лучше…И Марице шаг за шагом удавалось этого добиваться. В глубине души Мия очень боялась за сестру и ее вечные авантюры, но Марица всегда пресекала любые проявления тревоги о себе, ссылаясь на излишнюю чувствительность Мии и кучу ее предрассудков. Мия соглашалась, понимая, что Марица все всегда крепко держит в своих руках, и не настаивала. И никто не настаивал. Так Марица приучила всех не заботиться о себе и не пытаться понять ее душу. Сама она старалась всегда прогонять от себя эту мысль, уж очень много она приносила ей дискомфорта, но та, как песок в босоножке или сухая крошка в постели, все равно доставала ее, до тех пор, пока Мари не удавалось ее стряхнуть. На какое-то время. А потом снова. И снова…Все выходило банальнее некуда и настолько сентиментально, что Марица готова была даже расплакаться, но факт оставался фактом – единственное перед чем она всегда пасовала, была ее любовь. Она не умела доверять, не могла раскрыть даже самым близким людям все то, что носила внутри… Наверное, это все-таки издержки профессии, когда нужно быть постоянно готовой к удару в спину, а может ей просто никогда не хватало на это времени… Было ли это совпадением или же распоряжением судьбы, но синонимом любви для Марицы было имя Пабло Бустаманте. Как ей только не хотелось, чтобы это был кто-нибудь другой, но нет… Это был именно Пабло, который сам того не понимая, сумел один раз надломить ее душу так, что она теперь навсегда чувствовала себя неразрывно привязанной к нему какими-то невидимыми нитями. А Мари не могла смириться с тем, что так вот по глупости, беспечно и наивно (даже Мия и та, наверное, не такая дурочка) попала в плен, оказалась заложницей собственных чувств и глупых иллюзий, которые почему-то никак не поддавались контролю, а наоборот все больше подчиняли себе все ее эмоции, мысли и действия. Она была как ночной мотылек: чувствовала себя комфортно только в густой темноте ночи, но, попав под соблазн яркого света, всегда отчаянно пыталась вырваться, и не могла - уж слишком он сильно манил и притягивал ее к себе, и ослеплял, и обжигал, и обламывал ей крылья, и лишал всех сил.
И это осознание слабости, бессилия перед самой собой и невозможности бороться против себя же злили Мари настолько, что единственный выход, который она нашла – это специально причинять себе боль постоянным воспоминанием всех обид, причиненных ей Пабло, не разрешая ранам затянуться, чтобы они продолжали кровоточить и не давали ей ни в коем случае потерять бдительность и раствориться в этом утопическом любовном самообмане. И чем сильнее Пабло старался быть лучше ради нее, тем плотнее она задергивала перед ним и перед своими глазами шторы, чтобы не было больно потом, когда она поймет, что ошибалась. Но даже в этом случае Пабло удавалось проникнуть к ней в душу, будто он знал какой-то свой потайной ход, неведомый даже самой Мари. Нет, отношения с Пабло в последнее время легли на ее плечи тяжелым грузом, который все время прижимал ее плечи к земле, не давая свободно двигаться вперед. Это чувство, когда хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко каждый раз, когда Пабло стремился стать ей еще хоть на йоту ближе, просто безвылазно поселилось в сознании. Марице как воздух было необходимо личное пространство, и поэтому Пабло, каким бы родным и близким он не был, воспринимался ей в эти минуты как инородное тело, которое хотелось отторгнуть, выкинуть за пределы собственной жизни. Но Пабло не заслуживал этого. Да ведь и она была с ним счастлива, несмотря ни на что, даже чересчур счастлива, и это почему-то настораживало ее еще сильнее…Ну почему Пабло в один момент умел быть самым нежным и любящим на свете, когда с ним невозможно было не хотеть быть рядом, но уже в следующее мгновение мог неприятно поразить ее своим мальчишеским поведением, за которым не было ничего кроме напускной пафосности? И почему Марица никогда не могла угадать, каким он будет в следующий раз? Нет, Марица все отчетливее чувствовала, что теряет контроль…Над ним, над собой, над ситуацией в целом…И чем сильнее в ее груди начинала биться любовь, стремясь, наконец, вырваться наружу, тем жестче твердил ей разум, что она не может расслабиться, сдаться на волю чувств. И вот теперь этот глупый подарок, который лежал перед ней на столе и теребил душу, будто это была частичка самого Пабло. Маленький хрустальный глобус. Что он хотел сказать этим странным сувениром? Зачем он ей? Наверняка, очередная его глупость от невозможности найти себе занятие на работе. Лучше бы занялся делом, а не плевал в потолок в ожидании, когда успех сам свалится на его голову. Она поставила на ладонь маленький земной шар и пристально на него посмотрела… Опять это огромное чувство смятения вспыхнуло внутри как пожар, который сжигает ее, не давая шансов на спасение. Хватит, с Пабло надо будет что-то решать, и чем скорее, тем лучше. Пусть даже Марице придется наступить на собственное горло и задушить в себе все эти никому не нужные сантименты. И Мари с какой-то огромной силой дернула выдвижной ящик своего рабочего стола и забросила туда хрустальный глобус Пабло. С глаз долой!
[align:right]Ты совсем один, ты в тупике, в шаге от ада. Ты ловил зарю, но в кулаке серая мгла. Серая мгла, в вене игла, полная яда. (Ария).[/align] Мануэль все еще машинально держал в руках бумаги, всего час назад полученные от частного детектива, но читать их ему было не нужно – эти строчки и так уже навсегда въелись в сознание, как будто кто-то выгравировал их у него внутри, и стереть их не представлялось возможным. Ману и рад был бы закрыть глаза, забыть или, может быть, даже никогда этого не узнавать, но теперь было слишком поздно. А ведь он так стремился выяснить правду, восстановить справедливость, и что теперь? К чему он пришел? К тому, что за одну секунду разрушился весь его мир, вся его маленькая вселенная, которую еще пару часов назад он считал самой вечной на свете? А оказалось, что все это время он свято верил в то, что являлось ложью, причем очень унизительной ложью. У Мануэля до сих пор не укладывалось в голове, как можно было так с ним поступить, но, тем не менее, вот уже ровно шестьдесят семь минут перед глазами маячили одни и те же безжалостно-черные буквы «Мия Колуччи», и он не мог пообещать себе, что вот-вот этот дурной сон просто развеется, не мог заставить себя проснуться, и вообще ничего не мог сделать – сидел, словно в ступоре, в абсолютной пустоте и темноте – вокруг не существовало ни стен кабинета, ни шума города за окном, ни даже воздуха – один вакуум и эфемерные, расплывающиеся тени, ни за одну из которых нельзя было зацепиться. Мануэль даже не был уверен, что он сам все еще существует. Раньше он бы вообще никогда не поверил, что несколько жалких бумажек окажутся способны так сломать, уничтожить, почти растоптать его… а теперь ему и вовсе не во что было верить. Единственное, на чем строилась вся жизнь Ману, оказалось обманом, и сейчас Мануэль чувствовал, что тонет, задыхается, а вокруг ничего кроме жестоких и темных кругов перед глазами. Мия… Его Мия, частичка его самого, человек, которому он доверял слепо, безоговорочно, безусловно… предала его… таким циничным и насмешливым образом – нет, этого Ману все равно не мог до конца осознать. Хотя в глубине души он понимал, что просто отказывается осознавать, а на самом деле все очень даже логично, и это ее имя в документах, раздобытых детективом – всего лишь недостающий кусочек паззла – самый важный кусочек, с появлением которого головоломка наконец-то сложилась в целостную картину. Таинственный благодетель, вложивший деньги в их предприятие абсолютно без всяких условий… как же… Почему же он раньше не догадался? Ведь это было так очевидно, так явно… Просто Мия научила Мануэля верить ей, заставила избавиться от любых подозрений, от ревности, от недоверия, поэтому он даже предположить не мог, что все это время она так обманывала его – каждый день просыпалась рядом и лгала, каждый день делала вид, что поддерживает, а сама считала его обыкновенным неудачником, который даже не в состоянии справиться с собственными проблемами.
Мануэль вспоминал сочувствующее лицо Мии в тот период, как она каждый вечер успокаивала его, как они вместе пытались найти выход… и при мысли о том, что все это время она уже прекрасно знала, как поступит, знала, что она, такая богатая девочка, в состоянии выкупить даже не половину, а все его агентство, и смеялась в глубине души над его жалкостью, Ману становилось так больно, что лучше было сразу умереть, чем вот так столкнуться нос к носу с реальностью и испытать чувство омерзения по отношению к тому, что было самыми прекрасными воспоминаниями на свете. Она ведь отлично знала, что это – его самое больное место, знала, что от нее он никогда и ни за что не примет никаких денег и никакой благотворительности, но все равно пошла на это. Она знала, как это унизительно, должна была понимать, что если бы такая подачка была ему нужна, он сам бы попросил – только просить денег у Мии стало бы последним, что Мануэль собирался сделать в этой жизни. Для него это было слишком принципиально, он никогда бы не позволил Мие содержать его – не важно, в каком аспекте, и Мануэль не был бы собой, если бы не желал взять на себя всю ответственность за их семью – любую ответственность, и материальную – в первую очередь. Когда-то давно он твердо пообещал себе, что Мия не будет ни в чем нуждаться, что он подарит ей такую жизнь, какую она захочет, и до сих пор Ману всегда удавалось сдерживать это обещание. Все, чего он достиг, он достиг сам, бессознательно отказавшись даже от полного покровительства со стороны Франко, которое тот вполне мог ему предоставить, и согласиться жить за счет тестя в принципе было проще, и кого-то такое положение вещей вполне могло бы устроить. Но только не Мануэля. Поэтому то, как поступила Мия, стало для него ударом ниже пояса. И даже не только и не столько сам факт, что она вложила в него свои деньги, – хотя и это само по себе было похоже на ледяной душ – но даже больше Ману задевало то, как она это сделала. Тайком, обманом, не посоветовавшись – честно и преданно смотрела ему в глаза, а сама проворачивала сделки за его спиной, скрывала свое имя. И все потому, что она просто элементарно… не верила в него. Не верила, что он справится со всем сам… и это было очень горько… Неужели она не видела, что своим поступком словно указывает ему его место? И самое болезненное было то, что от кого угодно Мануэль мог ожидать подобного, но не от Мии… Он думал, что она хотя бы немного его знает – да что там немного, знает лучше всех, наизусть. Но она предала… Ни слова не сказала, и не собиралась говорить – неизвестно, сколько бы еще продолжался этот фарс, если бы он сам все не выяснил. Одна сплошная ложь… Как мечта, растоптанная в грязи, причем самым близким человеком на Земле. Чем больше Ману обо всем этом думал, тем противнее ему становилось, и он понимал, что вот-вот начнет сходить с ума. Он и так уже неподвижно просидел в кабинете неизвестно сколько времени, не шевелясь, бессмысленно уставившись в одну точку. И если бы Мануэль остался тут еще хоть на минуту, то он просто не выдержал бы этой пытки – хотелось прочь бежать от этого места, похоронившего самое святое и дорогое, что у него только было – доверие к Мие. Но когда Ману вышел из офиса на улицу, он вдруг осознал одну до простоты страшную вещь – ему некуда было идти. Его дом всегда находился там, где Мия, а это означало, что дома у него больше не было – Ману просто не смог бы теперь смотреть ей в глаза как прежде, не смог бы увидеть ее, услышать ее голос, такой родной, ласковый… и, как получалось, фальшивый. Но от раздирающей боли необходимо было убежать хоть на край света – просто чтобы перестать чувствовать, как в кожу впиваются осколки разбитого счастья. Поэтому Мануэль буквально запрыгнул в свою машину, завел мотор и сорвался с места – абсолютно без цели, без единого желания куда-либо приехать. Однако он и нескольких метров не успел проехать, как в кармане зажужжал мобильный – Мия. И она еще может звонить ему… Сейчас, когда именно с ней он хочет говорить меньше всего на свете, потому что этот разговор должен положить конец всему… Мануэль нажал на отбой, так и не подняв трубку. Но прошло всего пара секунд, и Мия начала звонить снова. Неужели она не понимала, не знала, не чувствовала? Ману с горечью и досадой снова нажал на отбой, словно желая что-то ей доказать, а потом нажал еще раз и вообще отключил телефон. В этот момент ему не нужна была компания и не нужны были чужие голоса, поэтому Мануэль зашвырнул мобильный в самый угол заднего сидения и упрямо продолжил свой одинокий путь в никуда.
[align:right]Звезды слов Или крест на словах, Жизнь без любви Или жизнь за любовь – Все в наших руках. (Алиса).[/align] А Мия, конечно же, все понимала, знала и чувствовала… и именно поэтому она звонила. Услышав в трубке после длинных гудков «абонент не отвечает или временно недоступен», Мия чуть не разрыдалась от отчаяния и безысходности. С той самой секунды, когда Ману закрыл за собой дверь в их квартиру, ее не покидало предчувствие, что случится что-то очень плохое. Она как будто почти знала, что он не захочет возвращаться, не захочет больше ее видеть и слышать – и сейчас подтверждались самые страшные подозрения Мии. Она интуитивно чувствовала, что Мануэль все уже знает, что чуда не произошло, и что случилось неизбежное – то, что рано или поздно должно было случиться. Мия всегда догадывалась, что не сможет скрывать это вечно, но каждый раз она надеялась, что время сказать правду еще не пришло, хотя и сама толком не знала, чего ждала. Она в любом случае могла предвидеть реакцию Мануэля, и, скорее, ей было просто страшно… страшно потерять то, что составляло смысл ее жизни. Мия до сих пор сама не знала, правильным ли было тогда ее решение, но одно оправдание у нее было всегда – она сделала это ради любви, и только ради любви. Даже смешным казалось вспоминать, что когда-то она так боялась этой любви, что когда-то это чувство причиняло Мие боль. Ведь действительно, оно зарождалось в ней вместе с болью, оно было тогда наполнено противоречиями, разрывало душу с каждым резким словом и залечивало им же нанесенные раны с каждым нежным поцелуем. Но Мия не испугалась тогда, не отступила – ее храброе сердечко боролось за любовь всеми силами, цеплялось за нее, не хотело отпускать, преодолевая любой страх, и Мия тогда сумела пройти через все страдания, выпавшие на ее долю. Она сумела не закрыться от боли навсегда, а пустить эту любовь в свое сердце – пусть такую сильную, сильнее ее самой, всепоглощающую, опасную… Но с тех пор Мия ни разу об этом не пожалела. Любовь к Мануэлю стала для нее всем – ради нее она просила прощения и прощала, ради нее перестала бояться, ради нее была готова отдать все, что угодно. С того момента, как эта любовь вошла в жизнь Мии, она стала в ней полноправной хозяйкой, она всегда оставалась для Мии на первом месте, задвигая все остальное на дальний план, и в душе Мии с каждым днем все больше росла уверенность в том, что она родилась ради того, чтобы любить Мануэля, что она была создана для этой любви, и чем больше препятствий им приходилось преодолевать, тем сильнее и взрослее становилось это чувство. Все, что Мия делала, она делала ради любви, и готова была и ошибаться, и становиться слабой, и чем-то жертвовать ради нее – Мия просто не умела жить по-другому, и пусть в этом не было какой-то глобальной цели, пусть все было направлено лишь на одно только счастье ее семьи, ее любимого, а, значит, и ее тоже, но Мия гордилась тем, что ей удалось построить, и своим эгоистически-собственным счастьем с Мануэлем она дорожила больше всего на свете, и сделала бы все, чтобы спасти пусть не весь мир, но один этот маленький мирок.
И поэтому то, как она поступила с акциями агентства Ману, делалось тоже исключительно потому, что она любила его. Мия знала тогда, что когда-нибудь последствия ее поступка могут стать ужасными, но пошла на этот риск, потому что в тот момент ее выбор казался ей единственно правильным решением. Этот бизнес слишком много значил для Мануэля, и Мия прекрасно понимала, как тяжело ему было бы его потерять. Она каждый день видела его переживания и отчаянные попытки хоть как-то изменить ситуацию, и умирала оттого, что ничем не могла ему помочь, в то время как на самом деле располагала для этого всеми возможностями и средствами. Такое положение ужасно мучило Мию, но в то же время она и понимала, что Мануэль никогда не примет ее помощи, тем более денег. Он хотел, чтобы она была рядом, но никогда не позволил бы ей решать его финансовые проблемы, и Мия принимала это как аксиому. Она слишком хорошо знала своего любимого, знала, какой он гордый и независимый в этом отношении, и более того – она любила в нем эти качества, ей нравилось, когда он брал на себя ответственность за все, опекал, защищал ее – Мие нравилось, что она могла позволить себе быть рядом с Мануэлем и сильной, и слабой одновременно. Но в той ситуации ей нужно было принимать какой-то решение самой, и Мия его приняла. Она ведь только хотела сделать Мануэля счастливым, стереть эту складочку озабоченности и проблем на его лице, хотела спасти для него то, чем он дорожил – его агентство. Мия делала это не из эгоизма, а исключительно ради него – ведь с тех пор, как отрезки их жизней пересеклись в одной точке, она стала воспринимать Ману и себя как единое целое. И как же она могла просто стоять в стороне и безразлично наблюдать за неприятностями самого важного и любимого человека на свете? В сердце Мии впивался целый водопад иголок – нет, она не могла просто сидеть и бездействовать, она не могла не помочь…. Просто не могла тогда по-другому, не умела… она слишком любила его. Да, у Мии сердце кровью обливалось, когда пришлось обмануть Мануэля – вернее, скрыть от него правду – но действовать открыто не было никакой возможности, поэтому пришлось придумать таинственного акционера-инкогнито. Мия даже Франко толком ничего не объясняла тогда, она просто воспользовалась для покупки акций своим личным счетом, который отец открыл ей еще с самого детства, и на котором давно уже скопилась внушительная и вполне достаточная сумма. Таким образом, фирма получала необходимые для восстановления средства, но при этом ее не забирал себе кто-то чужой – она оставалась у Мии, а значит, и у Мануэля. Когда Мия так рассуждала, она понимала, что в этом плане существует масса нюансов и изъянов, и что рано или поздно Ману все равно узнает, на чьи деньги через подставное лицо был выкуплен этот злосчастный контрольный пакет, но она тогда предпочла не заглядывать так далеко в будущее – главным для Мии было помочь любимому, неважно, каким способом. К тому же у Ману явно был талант в этом деле, и уже через довольно короткий промежуток времени дела у них с Нико полностью наладились, агентство работало, как часы, приобретало все лучшую репутацию, и Мия была уверена, что совсем скоро Ману уже сможет позволить себе на заработанные деньги выкупить назад сначала хотя бы часть, а потом и все потерянные акции. Она знала, что Мануэль собирался именно это предложить таинственному держателю контрольного пакета, и также заранее знала, что «акционер» согласится. Поэтому в глубине души у Мии жила маленькая надежда, что, может быть, на этом история и закончится, а потом – когда-нибудь через несколько лет – она сама расскажет обо всем Мануэлю, и они вместе забудут эти сложности, как дурной сон. Но судьба распорядилась иначе… Или это была не судьба, а хаотичные правила геометрии жизни, заставляющие события и линии то пересекаться, то навсегда расходиться, то снова возвращаться на круг. А сейчас Мию охватила такая тревога и отчаяние, что она не могла больше ни о чем думать – только бы дозвониться до Ману, только бы увидеть его снова, только бы все объяснить… Ей было безумно страшно. Конечно, Мия даже еще точно не знала, что ему обо всем стало известно, но почему-то она была в этом уверена, а сердце никогда ее не подводило в том, что касалось Мануэля. И поэтому Мия умирала от беспокойства за него. Она еще даже не придумала, что скажет, когда он придет к ней – лишь бы он просто… пришел, и все.
Хм, судя по количеству комментов фик вызвал просто безумный интерес , но этого и стоило ожидать, поэтому я все же выложу до конца хотя бы первую часть. Ну просто чтобы было, наверное, вроде как нехорошо бросать посередине...
ГЛАВА 4 [align:right]Я должен избавиться, чтобы стать ближе, Чтобы не взрывалась моя голова. Я должен понять, что я ненавижу, Я думал, что ненависть – просто слова. Зачем топтать мою любовь? (Смысловые галлюцинации).[/align] Мануэль оттягивал момент своего возвращения, как мог – он весь день бесцельно ездил по Буэнос-Айресу, и сам не знал, где окажется в следующую минуту, да ему и думать об этом не хотелось. Но, наверное, те силы, которые в итоге привели его к дому, в котором они жили вместе с Мией, оказались могущественнее всего остального – Ману просто очутился там, и все. Он не знал как, не знал зачем, не знал, что скажет и что сделает… но тем не менее, он приехал. Наверное, где-то на подсознательном или даже на клеточном уровне он не мог так запросто избавиться от ощущения, что это место – родное, любимое… И Мануэля тянуло туда, и он чувствовал, что не может не вернуться… в конце-концов у него просто не было другого выхода, и ему некуда было больше пойти. А еще он не мог уйти, не увидев Мию… просто не посмотрев на нее, хотя бы даже и в последний раз, и за это желание он сам был готов себя убить. Но как Мануэль смог бы жить дальше, не спросив у нее, почему? Только возвращаться сюда было больно… Смотреть на родные окна, на уютный палисадник перед домом, видеть в каждом квадратном сантиметре те вечера, которые они вместе проводили здесь – так внешне похожие и на этот вечер, и совсем другие – вечера из прошлого. Мануэля охватил приступ буквально душившей его тоски, когда он вспомнил то чувство радости и трепета, с которым обычно подъезжал к этому дому, торопился скорее припарковать машину и подняться в квартиру, к Мие… Это чувство рефлекторно, по привычке хотело было вернуться и сейчас, но не могло - безнадежно билось об лобовое стекло машины, сквозь которое Ману с горечью рассматривал такие любимые места, и не могло пробраться внутрь – его место было уже занято другим чувством, чувством разочарования и ощущением предательства. Какое-то время Мануэль никак не мог решиться все же подняться домой – теперь это слово стало даваться ему с каким-то особым трудом. Он испытывал такое странное предчувствие, что если придет туда, то произойдет что-то серьезное, что-то решающее… И это пугало, потому что дальше не было ничего – одна только пустота, та самая, которая все плотнее окружала Ману с момента прочтения бумаг. Когда-то эта пустота уже приходила к нему, она преследовала его весь первый год после приезда из Мексики в Аргентину, но потом Мия прогнала ее, и Мануэль не думал, что когда-то снова встретится с этой пропастью. Но теперь она опять появилась, и Ману понимал, что падает туда, и ничего не может сделать, чтобы остановиться. Однако ему все равно пришлось выйти из машины и подняться – обреченно, мрачно, но все же неизбежно. Мия сидела в гостиной, забравшись с ногами на диван и уткнувшись подбородком в коленки – как съежившаяся птичка. Она ничего не делала и словно потерялась в собственных мыслях, потому что взгляд ее был направлен в никуда. Но как только она уловила первый знакомый шорох ключа в замочной скважине, Мия дернулась, как от электрического разряда и буквально бросилась к двери. Сердце ее металось в груди как испуганный зверек, и эти несколько мгновений, в течение которых она знала, что Мануэль за порогом, но еще не успел войти, показались Мие страшней той вечности, что она его ждала. Одного взгляда на лицо Ману Мие было достаточно, чтобы все понять – она замерла на месте и боялась шевельнуться – просто смотрела на него умирающими от беспокойства, любви и вины глазами, и от этих глаз Мануэлю хотелось убежать – они всегда слишком сильно на него действовали, буквально околдовывали. Но на этот раз он выдержал ее взгляд – помогла та самая пустота, которая как щит отражала все вокруг, и в особенности все самое любимое и родное – то, что ранило больнее всего. А вот Мия взгляда Ману не выдержала – слишком укоризненно, обвиняюще и разочарованно смотрели его темные глаза, и ей самой невыносимо тяжело было видеть в них столько горечи.
- Ману… - робко позвала Мия, без особой надежды растопить эту холодную горечь. - Как ты могла? – он закрыл за собой дверь, но все еще не проходил в комнату, только лишь внимательно смотрел на Мию. Однако в отличие от нее, Ману не надеялся, что она спасет его и скажет, что все происходящее – дурной сон. - Я очень ждала тебя, я так волновалась… я боялась, что ты не придешь… - сбивчиво начала Мия, но Мануэль ее перебил. - Не надо притворяться, я все уже знаю, - медленно, но очень четко произнес он, - И я не понимаю… Клянусь, не понимаю, как ты могла так поступить со мной, Мия… - Любимый, подожди… не надо так со мной, не смотри так, пожалуйста… - умоляюще протянула она, чувствуя, что когда Ману действительно так жестко на нее смотрит, она просто не находит в себе сил хоть что-то говорить, объяснять… Больше всего Мие сейчас хотелось броситься к Мануэлю, обнять его крепко-крепко, чтобы он почувствовал ее, чтобы поцелуями стереть с его лица этот холод – но она не решалась, ее слишком пугал его отстраненный вид. - А как еще мне смотреть на тебя, Мия? – все тем же горьким тоном продолжил Мануэль. - Ты никогда так со мной не разговаривал, - Мия в отчаянии покачала головой, понимая, что он даже не слышит ее, не хочет слышать… - А я никогда не думал, что ты способна так предать меня, - резко бросил ей в ответ Ману, - Я ведь доверял тебе больше всех на свете, Мия… больше, чем себе… я делился с тобой всем… За что ты так со мной? За что? - Пожалуйста, успокойся… Ману, любимый… пожалуйста, не надо так, - испугавшись его интонации пробормотала Мия, понимая, что на глазах непроизвольно выступили слезы растерянности и боли, – Ты не понимаешь… Я ведь просто хотела помочь… - Ты издеваешься надо мной, да, Мия? – почти закричал Мануэль, - Помочь? Нагло лгать, обманывать, притворяться – каждый день притворяться… притворяться не с кем-то там, а со мной, Мия, со мной, - он дотронулся до груди, словно все еще сам не мог поверить, что такое возможно, - это по-твоему означает помочь? Действовать через подставных лиц и выставлять меня идиотом – это тоже называется просто помочь?! – может быть, Ману и хотел бы говорить все это спокойно, не на таких повышенных тонах, но не получалось – слишком больно было терять то, чем он так дорожил. - Я не хотела такого, - всхлипнула Мия, всегда терявшаяся, когда он начинал на нее кричать, - Но у нас не было тогда другого выхода… - У нас? – с нотками сарказма переспросил Мануэль, - Нет, не у нас… Ты решила это одна, Мия… и не сказала мне ни слова, не спросила, нужна ли мне твоя благотворительность… А знаешь, почему ты это сделала? Потому что никаких «нас» для тебя не существовало уже тогда, это один я был таким кретином, что верил в эту сказку! - Как ты можешь говорить такие вещи… - Мия изо всех сил старалась, чтобы душившие ее слезы не мешал ее словам, но сдерживаться не удавалось, - Я ведь… сделала это… только ради тебя… - Да! Ты, наверное, долго упивалась сознанием собственной значимости, - едко усмехнулся Мануэль, - Конечно… Ты же Колуччи, ты можешь все – стоит тебе только рукой взмахнуть, и можно купить все, что угодно… или кого угодно… - он знал, насколько сильно ее должны были ранить эти слова, но ничего не мог с собой поделать и не мог остановить ту ярость, которая вдруг вспыхнула в душе – ярость от невозможности ничего изменить… и желание разрушить все сразу, одним махом, до конца – чтобы не мучить свое сердце, озираясь на осколки сломанного мира, - А я для тебя кем был, Мия? Никем? Ничтожеством? Которому ты хотела своим царским жестом указать его место? – все с той же болью в голосе продолжил Мануэль, и каждая его фраза ядом разливалась по сознанию Мии – ни одного ласкового слова, специально жестоко много раз называет ее по имени, как всегда делает, когда злится… ни малейшего намека на понимание… Ей захотелось тоже закричать, убежать, исчезнуть с лица Земли – только бы прекратилась эта пытка. - Нет… Нет! – Мия не могла остановить рыдания, мешавшие ей хоть что-то внятно ответить, - Как ты можешь говорить такие ужасные и несправедливые вещи… - только и сумела выговорить она, - Почему ты не можешь меня понять? - Понять что, Мия? – снова поинтересовался Мануэль, - Как ты, наверное, в душе смеялась надо мной, считая меня неудачником, которому не обойтись без подачки, как бездомной собаке? Ты думала, что я ни с чем не в состоянии справиться сам, без твоих дурацких денег, да? Что я ни на что не способен? Ну что же… если ты хотела унизить меня, то ты этого добилась! Худшего унижения ты придумать не могла! - Замолчи, пожалуйста… Замолчи! – вдруг тоже с нотками истерики закричала Мия, не в силах больше выносить его так ужасно звучавшие обвинения. Но как ни странно, на Мануэля это подействовало, потому что он на самом деле замолчал, и в квартире воцарилась тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Мии.
- Что я сделал не так, Мия? – после этой случайной нервной паузы спросил Мануэль, но уже не так яростно, а просто как-то… безнадежно, - Что я сделал не так? - Ничего, любимый… ничего… Ты здесь совершенно ни при чем, - Мия подняла на него умоляющие, полные слез глаза. - Я ведь любил тебя… больше жизни… Ты для меня была всем, Мия… Я ради тебя пошел бы на что угодно, - все с тем же отчаянием произнес Мануэль, - Что тебя не устраивало? Почему ты посчитала меня таким жалким неудачником? Разве я когда-нибудь подводил тебя? У тебя были поводы сомневаться во мне? В том, что я в состоянии сам разобраться со своими проблемами? Я ведь поднял этот бизнес практически с нуля, я хотел обеспечить тебе такую жизнь, к которой ты стремилась, я сам нашел и оплатил нам эту квартиру… Я делал все, чтобы ты могла гордиться мной, понимаешь? Но этого было недостаточно, да? Тебе было мало… Ты по прежнему не верила в меня все это время, да, Мия? – Мануэль подошел к ней ближе и заглянул в глаза – без злости… просто ища ответы на свои вопросы. - Это неправда! – Мия вскочила в каком-то страстном порыве показать ему, доказать, что он ошибается, сделать так, чтобы он поверил – каким угодно способом, лишь бы достучаться, лишь бы он услышал, понял и поверил… - Я верю в тебя как ни в кого другого на этом свете… Неужели ты можешь сомневаться, что ты для меня – самый важный человек, что я живу ради тебя, Мануэль… - Тогда зачем ты так унизительно поступила со мной? - Я хотела помочь, - в который раз беспомощно повторила Мия, - Я знала, что это дело для тебя очень дорого, я не хотела, чтобы ты его потерял… а решение надо было принимать очень быстро… - Но почему ты мне ничего не сказала? Почему ты столько времени врала мне, Мия? Ты ведь знаешь, что больше всего в жизни я ненавижу ложь, - тихо, но очень серьезно произнес Мануэль. - Ну… - Мия виновато опустила глаза, - я знала, что ты очень… гордый… что ты не согласишься… - Значит, ты знала, - кивнул Мануэль, - Ты знала, что я ни за что не соглашусь на это, и все равно так поступила. Получается, что мое мнение, моя жизненная позиция ничего для тебя не значат, Мия? - Нет, Ману… Любимый, о чем ты? – у Мии словно не осталось сил на жаркий и яростный протест – она просто смотрела на него так, словно каждую секунду надеялась, что он сам поймет, - Я просто тогда сделала это ради нас… ради нашей семьи… Что плохого в том, что я пыталась помочь тебе? – просяще протянула она, - Я знаю, что ты все решаешь сам, но я ведь не посторонний человек, мы с тобой единое целое… Я не могла оставаться в стороне! - Если бы мы были единым целым, ты не врала бы мне столько времени, Мия, - тяжело возразил Мануэль, - ты каждый день была рядом, ты все знала, ты видела, как я пытался выяснить что-то про эти проклятые акции… и молчала. Господи, каким же я был дураком… Ты выставила меня идиотом, Мия, - снова вспыхнул он, - И сколько еще ты собиралась меня обманывать? Ты что, не понимала, что своей ложью ты… разрушала все, что было между нами? - Что ты хочешь этим сказать? – Мия внутренне напряглась. - Что я больше не могу тебе верить, - медленно ответил Ману, - что что-то… сломалось. - Нет, - Мия испуганно покачала головой, - нет… мы же любим друг друга, мы пройдем через это вместе… прости меня, пожалуйста, - она не выдержала и порывисто обняла Мануэля, но ответных объятий не дождалась. - Нет, Мия… На этот раз не получится, - Мануэль отстранился, - ты предала меня, понимаешь? Я не могу этого простить… - Нет, - Мия снова беспомощно почувствовала, как к горлу подкатывает паника и безумный страх, - Нет, я люблю тебя… я не предавала тебя… никогда… - Мне очень жаль, - с усилием выдавил из себя Ману, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно, - но ты сама все испортила… Я больше не верю тебе, Мия, - снова повторил он, повернулся и сделал несколько шагов в сторону входной двери.
- Ты уходишь? – в ее голосе зазвенело отчаяние. - Ты ведь понимаешь… Я не могу тут остаться… это было бы слишком больно, - проговорил Мануэль, и для Мии его слова прозвучали приговором. - Но куда ты пойдешь? – жалобно и почти на автомате спросила она, все еще не в силах осознать, что такое может происходить с ними наяву. - Не знаю, это не важно, - как-то обреченно пожал плечами Мануэль. - Ты не можешь уйти, - Мия снова бросилась к нему, - Не бросай меня, пожалуйста, Мануэль… Я не хочу жить без тебя… Прости меня, умоляю.. - Мия… - он посмотрел на ее родное и такое любимое лицо, заплаканные глаза и отчаяние в каждом жесте, и на секунду Мануэлю показалось, что он как прежде готов отдать все, лишь бы не видеть ее такой несчастной и потерянной. Но та боль, которая пришла к нему сегодня вместе с пустотой, оказалась сильнее его самого, - Прости, но я не могу по-другому, - выговорил Ману и, бросив на Мию последний взгляд, за который она отчаянно цеплялась и разрывала ему этим сердце на части, повернулся, чтобы уйти. - Не оставляй меня, - сквозь рыдания просила Мия, но он уже не захотел этого услышать, и ей достался только щелчок дверного замка – тихий, и от этого еще более жестокий. Мие казалось, что ей нечем дышать, что еще секунда, и она просто перестанет существовать. Она села прямо на пол в коридоре и даже этого не заметила. Вокруг рушился ее мир, и обломки убивали все, что ей было дорого, а Мия просто сидела среди всего этого хаоса, свернувшись одиноким клубочком, все еще бессознательно и бессмысленно бормотала «не оставляй меня» и понимал, что она только что потеряла свою жизнь, и что даже завтрашний день больше не имеет для нее никакого значения. Как будто прямая, по которой она до этого так уверенно шла, вдруг стала тонкой пунктирной линией, а Мие было теперь все равно, пусть бы даже эта линия совсем прервалась.
[align:right]Ты умна, а я идиот, И неважно, кто из нас раздает, Даже если мне повезет, и в моей руке будет туз, В твоей будет джокер. (Крематорий).[/align] Марица шла вперед, с каждым шагом все сильнее ругая себя за то, что не может найти в себе силы остановиться, повернуть назад, сбежать куда-нибудь на край света и затеряться где-то среди незнакомых людей… Ведь не поздно еще придумать какое-нибудь сложное срочное дело и исчезнуть, просто спрятаться от всего мира за ширмой работы. Никто ведь даже не догадается, что это ложь… Но нет, Марица чувствовала, как колотится ее сердце, бьющееся гулкими ударами внутри – словно оно являлось двигателем этого необратимого механизма, который стремительно переносил ее сквозь пространство, не спрашивая ни ее желания, ни веления ее воли. Иначе бы она тут же прекратила это движение, повернула бы время вспять, не позволила бы себе погрузиться в этот омут с головой. Дыхание будто замирало где-то в горле, не давая возможности насладиться прохладой опустевшего города и свежестью ночного воздуха. Порывистый теплый ветер трепал ее прическу, придавая волосам немного хаотичный вид, и еще больше усиливал скорость ее шагов. Пабло вот уже почти час накручивал круги по гостиной, то и дело поглядывая на часы, и считая минуты до прихода Марицы. Она опаздывала (как всегда!) и тем самым будто предоставляла Пабло еще одну возможность как можно точнее обдумать все то многое, что он собирался ей сказать. Мысли как назло хаотично разлетались по сторонам, прятались в самых дальних уголках его сознания, и Пабло по-прежнему не знал как и с чего начать разговор… С Марицей всегда было так: он долго готовился, чуть ли не проговаривая себе под нос каждую свою фразу, просчитывал варианты ее ответов и своих… А потом все рушилось, потому что Марица всегда находила такие слова, которые невозможно было бы хоть как то предугадать, продумать, чем ставила его в полнейший тупик. Сколько таких разговоров уже было, когда Пабло даже не успевал сказать ей суть того, что хотел – она на все смотрела совершенно с другой точки зрения. Сейчас слишком велика была цена ошибки, и Пабло начинал бояться этого стремительно приближающегося часа Икс. Казалось, перед ним стоял карточный домик, который он долго и тщательно складывал, и вот он держит в руках последнюю карту и не может положить ее, потому что чувствует дрожь в ладонях – слишком зыбкая конструкция может рухнуть от одного неверного движения, Марица может оказаться потерянной навсегда от одного опрометчиво сказанного слова. Сейчас он был азартным игроком, поймавшим кураж и поставившим все, что есть, на кон….Оставалось только узнать: повезет - не повезет. Он отодвинул краешек занавески и еще раз прищурился, всматриваясь в темноту пустынной улицы, когда увидел очертания знакомого маленького силуэта - Марица в нерешительности стояла около дома. Уже у порога Марица остановилась и пристально вгляделась в неясные, размытые оконным стеклом очертания горящих в полумраке гостиной Пабло свечей. Мерцающие блики этих маленьких огоньков заиграли в прятки в пелене завесой надвигающихся на ее глаза слез. Марица замерла, как вкопанная, ни в силах сделать больше ни единого движения и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ей стало еще больше страшно входить туда, так как в воздухе будто витало какое-то странное ощущение того, что она уже никогда не сможет покинуть пределы этого дома с тем легким сердцем и облегчением, как это было всегда, когда она уходила на рассвете. Тяжко на душе было еще и от того, что вся эта романтическая обстановка, спрятанная за оконными стеклами, напоминала ей скорее дешевые декорации, за которыми невозможно было скрыть холод их отношений, который так и норовил превратиться в вечную мерзлоту. Когда дверь открылась (хотя Марица еще даже не потянулась к звонку), и Пабло вышел к ней, протягивая руку, будто собирался вести под венец, она почувствовала что стоит на краю пропасти, вступает в неизбежную действительность, которую очень долго старалась обойти стороной, закрывала на нее глаза. Последовал долгий и нежный поцелуй, от которого Марица не в силах была отказаться, настолько он был неожиданным и приятным. - Я уже заждался…- таинственно протянул Пабло, отрываясь от ее губ, и в его бездонных, нереально голубых глазах загорелся огонек, который ожег сердце Марицы, заставив ее смутиться того, что она почувствовала в этот момент к нему столько нежности, сколько только можно было себе представить.
- У нас летучка затянулась почти на два часа, - опустив глаза, ответила Мари, не понимая, зачем она оправдывается, – Да, ладно. Это все пустяки, - Марица с легкостью скинула со своих плеч жакетик и, мило улыбнувшись Пабло, немного привстала на цыпочки, чтобы хоть краем глаза увидеть, что он приготовил для нее. Пабло интуитивно почувствовал ее нетерпение и, слегка дотронувшись до ее плеча, – будто боялся прикоснуться сильнее – подтолкнул ее в сторону комнаты. Девушку в очередной раз что-то пронзило внутри от нерешительности, но теплота ладони Пабло, которую она ощущала на своей спине, его обворожительная улыбка и вид триумфатора сообщали ей, чтобы она без всяких сомнений шла вперед. Обстановка была похожа на сказку. Где-то в глубине души Марица, конечно, мечтала о каких-то подобных жестах со стороны Пабло, но всем своим видом старалась показывать, что это не так. На самом деле, она вообще не позволяла себе погружаться в мечты, чтобы не отрываться надолго от далеко не столь красивой реальности и не испытывать чувство разочарования, если вдруг случайно ее мечты все-таки не найдут свою касательную к линии ее жизни. А Пабло как будто всегда подсознательно чувствовал все то, что Марица пыталась так старательно скрыть, в первую очередь именно от его глаз. Он специально устроил так, чтобы они сидели на полу, как больше нравилось Марице - так она чувствовала себя уютней и свободней… Завораживающе головокружительно пахли ее любимые цветы жасмина, в носу искрился вкус шампанского, и волнительно-счастливые глаза Пабло, казалось, требовали от Марицы чего-то, о чем она не подозревала… - И какой же повод? – с замиранием сердца произнесла Марица, боясь, что за ее вопросом последует его ответ. Не важно какой. В контексте всего происходящего ее пугало все, что мог сказать ей Пабло. - Я хотел побыть с тобой. Рассказать тебе кое-что… - он лукаво улыбнулся ей, надеясь произвести эффект загадочности. Потом, словно смутившись собственной важности, он усмехнулся и украл ее поцелуй – будто вкус ее губ придавал ему храбрости. - Это что, все, что ты хотел сделать? – Марица даже отпрянула от него и попыталась улыбнуться, чтобы как можно тщательнее скрыть волнение, охватившее ее еще сильнее. А Пабло как назло взял паузу, скрывающую столько смысла, разгадать который Марица не могла, как бы ни пыталась – поэтому единственное, что ей оставалось, это делать вид, что ее абсолютно ничто не может удивить... - Я организовываю Селесте мировое турне, – неожиданно и как-то с осторожностью произнес Пабло, глядя на лицо Марицы, в ожидании какой-нибудь ее реакции. Реакции не было. Мари растерянно смотрела на него, не в силах подобрать слова, - Все очень быстро решилось. Я тебе говорил, что Селесте добилась большого успеха… - продолжил тем временем Пабло, все еще стараясь следить за ее взглядом, и думая про себя, что Марица наверняка даже не обращала внимания на его рассказы, потому что всегда была погружена только в свои проблемы, - Сегодня мы с Томасом подписали контракт. У нас есть спонсоры, осталось только уладить некоторые вопросы и расписать тур. - Так ты уезжаешь…- повторила сама для себя Мари. В голове у нее автоматной очередью забились мысли о том, что это может значить для их отношений. Пабло не будет рядом. Долго. Что она будет делать без него? - Да, – кивнул Пабло, – Я специально устроил этот вечер, чтобы… - Попрощаться… – выдавила Марица, пристально глядя на Пабло и почему-то боясь, что он подтвердит ее мысль. - Нет, что ты… – он тут же отмахнулся от ее слов, как от чумы, - Я хочу пригласить тебя с собой, – он на мгновение замолчал, ловя момент, пока она еще не успела толком осознать смысл его слов, - Ты хочешь поехать со мной? Марица поняла, что настолько обескуражена, что даже не чувствует в себе дара речи. Пабло приглашает ее с собой! Это как раз в то время, когда ее изнутри просто пожирали сомнения – она не могла без мук совести смотреть ему в глаза, просто быть рядом с ним. От этого она почему-то еще больше стушевалась, не зная как себя вести.
- Ты только представь - нам будет там так хорошо вместе… – Пабло смотрел на нее с таким нетерпением, не в силах дождаться хоть одного слова, знака того, что он говорит не впустую, но Мари молчала, а ее неуверенно бегающие зрачки выдавали нервозность и неуверенность. - Я не знаю, - пробормотала Марица, спустя мгновения, показавшиеся Пабло часами, – Я не знаю… Я не могу вот так вот это решить. Ты не можешь мне предлагать такое… Такие решения не принимаются с вечера на утро. Честно говоря, я даже не понимаю, зачем ты говоришь мне все это? - Марица даже не заметила, как начала тараторить, быстро-быстро, едва понимая сама себя. Скорее даже не понимая, но остановиться она уже не могла – надо было отвечать хоть что-то, неважно что, ведь именно этого ждал от нее Пабло, – Я очень горжусь тобой. Мировое турне - это здорово, ты мечтал об этом так давно, но…Это же твой успех, твоя победа, какое ко всему этому отношение имею я? - Ты имеешь отношение ко мне! – откровенно ответил на это Пабло, даже не понимая, зачем она спрашивает такую глупость. - Да, но ты не можешь просить меня, чтобы я поехала с тобой, - Мари даже не хотела представлять, насколько более глубоким и искреннем было его предложение, - Это же твоя работа… Я очень рада, что скоро весь мир будет у ваших ног, но… - Марица, - Пабло своим спокойным голосом прервал все ее попытки отмахнуться от него, – Мой мир - это ты! Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Мне не нужен никто кроме тебя, и всю мою жизнь я хочу разделить только с тобой. Пусть это турне все изменит для нас, станет самым лучшим и запоминающимся периодом в нашей жизни… Ты сможешь писать о многих мировых событиях. Я буду решать вопросы с концертами. И мы не будем расставаться больше ни на минуту! – он так выразительно смотрел на нее, и Мари ощущала, что тонет в этом взгляде. Она слушала его и чувствовала, как какой-то огромный импульс заставлял ее броситься на шею Пабло, утонуть в его объятиях и ласках, заняться с ним любовью, но загнанный в угол разум бился за то, чтобы она перетерпела этот момент непонятной слабости. Внутри у нее началась отчаянная война самой с собой, первой и единственной жертвой которой уже и была сама Марица: слабая, подкошенная, раненая в самое уязвимое место…Она чувствовала, что еще одна секунда этой муки и душа ее просто взорвется на множество острых мельчайших осколков. На какой-то момент между ними тяжелым грузом повисла тишина. Мари небрежно вытерла накатывающуюся слезу рукавом своей модной кофточки, и, сама не понимая, зачем и почему она это делает, вскочила со своего места и бросилась наверх, в ванную комнату. Чтобы не видеть Пабло, чтобы закрыться от него на крепкий замок, чтобы не слышать его за шумом воды. Пабло тут же последовал за ней, но остановился прямо перед захлопнувшейся перед ним дверью. Он прислонился щекой к глухому к его словам деревянному дверному проему и аккуратно постучал, надеясь вновь привлечь внимание Марицы к себе. Марица напряглась и замерла, неудобно приткнувшись плечами к двери с противоположной стороны, как загнанный в угол зверек, и почувствовала, как сжалось внутри ее сердечко – будто тоже притаилось внутри, боясь, что его заметят. - Марица… - Пабло еще раз тихо постучал, – Что с тобой? Что я такого сделал? – обескуражено говорил он в пустоту, – Я правда, хочу чтобы теперь все было по-другому! - Пабло чувствовал необходимость показать ей, как много он хочет изменить, сколько новых границ раскрыть перед ней, – Марица, ты – это все, что есть в моей жизни! Ты только представь себе какой успех нас ждет, все будет так, как ты мечтаешь… – ответа не было, - Марица… Неужели все, что я говорю, не имеет для тебя никакого значения? Это имело гораздо большее значение, чем, как казалось Марице, представлял себе Пабло. Поэтому она предательски молчала… долго еще выжидая момент, когда Пабло замолчит и весь ее мир погрузится в звенящую в ушах тишину.
ГЛАВА 5 [align:right]Одинокая птица, ты летаешь высоко. И лишь безумец был способен так влюбиться, За тобой вверх подняться, за тобой вверх подняться, Чтобы вместе с тобою разбиться. (Nautilus Pompilius).[/align] Еще никогда Пабло не было так нестерпимо больно и жалко самого себя, как в ту ночь, когда он оказался отделенным от Марицы стеной своей же ванной комнаты. Он долго еще стоял, а потом и сидел на полу, уткнувшись головой в дверной проем, и разговаривал с ней… Или не с ней, он сам не знал с кем говорит и кто его слушает. Он уже чувствовал, что Марица уплывает от него, как песок уходит сквозь пальцы, окуная его в темную пропасть отчаяния и бессилия, но все равно изо всех сил цеплялся хоть за какую-нибудь соломинку, пытался еще хоть каким-нибудь словечком привлечь ее внимание, показать, как много она значит для него, с каждой фразой все меньше и меньше надеясь на успех. Пабло почувствовал себя обычной собакой, которой Марица позволяла до поры до времени вертеться у своих ног и теперь вдруг дала ему пинка под зад и выбросила за порог, закрыв перед носом дверь. А он все метался, скулил, бился головой о стену, продолжал надеяться, совершенно не понимая, за что она так поступила с ним. А потом пришло это страшное осознание своей ненужности, покинутости, брошенности на произвол судьбы, от чего по коже побежали ледяные мурашки и захотелось действительно просто по-собачьи завыть от тоски и боли. И тогда он медленно поплелся обратно в гостиную, удивляясь насколько тяжелым и неповоротливым казалось ему собственное тело и слабыми ноги, что хотелось просто рухнуть на пол и даже не пытаться шевелиться. В гостиной все еще благоухало ароматом романтики, и от этого на душе становилось еще больнее. Пабло обреченно опустился на диван и как-то машинально дотянулся рукой до бутылки виски. Забыть все – это было единственное, о чем он мечтал в эту минуту!!! И почему вся его жизнь сошлась клином именно на Марице? Как он только мог думать, что Марица согласится разделить с ним жизнь? Она ведь никогда не проявляла ни малейшего желания сделать ради него хоть самую малость - только ставила ему планку требований, которую Пабло должен был, как цирковой артист, поднимать выше и выше, а сама растворялась в рваном ритме своей жизни… Он же жил только для нее и ради нее, боготворя ее, как свой единственный идеал. А Марица вдруг осознала, насколько сильно оказалась повержена любовью Пабло и прикована к нему, что всего от нескольких его слов все, что она так долго копила в себе, не желая принимать, вдруг в одночасье вырвалось наружу. Потому слезы просто не переставая лились, покрывая ее щеки красными пятнами, смазывая тушь с ресниц, от чего в глазах щипало еще сильнее, и сотрясая всхлипами изнутри ее тело, так сильно, что в груди постоянно не хватало воздуха. Сколько она себя помнила, всю свою жизнь она мечтала только об одном – избавиться от наваждения Пабло, повернуть свой путь в противоположную ему сторону. Но сколько бы раз она ни уходила, сколько бы мостов ни сжигала за собой, Мари всегда возвращалась к нему, как корабль, переживший шторм в открытом море, всегда возвращается в порт приписки. Просто потому, что он всегда стремился только к одному – быть с ней, и всегда ждал ее с распростертыми объятиями, будто зная, что им судьбой предначертано быть вместе. И это его победное спокойствие просто сводило ее с ума, но признать свое поражение она не могла. Потому что не может такой слабак, как Пабло, который без нее в этой жизни не стоит и ломанного гроша, так смело пытаться руководить ее жизнью… Или может? Она почувствовала себя просто бессильной перед этой опасной мыслью, испугавшись, что круг ее жизни замыкается на Пабло, и оковы этих отношений не разорвать, как ни старайся, - а с неугодными мыслями Марица Пиа Андраде привыкла беспощадно бороться, даже если придется бороться с собой. А для начала, неплохо бы остановить этот поток слез, который начинал просто душить ее.
Бутылка виски, которую Пабло беспощадно сжимал в руках была уже почти пуста, но последние капли все равно обжигали все его нутро, заставляли чувствовать внутри весь тот пожар, что охватил синим пламенем его душу, его чувства, его любовь. Нет, всему этому определенно пора было положить конец. Эти отношения уже и так стали для него удавкой на шее, от которой необходимо было начинать избавляться, если он хотел продолжать жить. Не может же он постоянно бегать перед ней на задних лапках, заискивающе глядя в ее глаза, обещая исправить все свои изъяны, только бы она не выкидывала его за пределы своей жизни, только бы продолжала кормить его крохами своих чувств, чтобы он не умер с голоду… В эхо этим мыслям Пабло вдруг услышал робкие приглушенные шаги наверху и вздрогнул, будто от удара молнии, - Марица все-таки вышла. Она как всегда хотела тихо и незаметно уйти из его дома, не дождавшись рассвета, не оставляя ни малейшего следа своего присутствия в его доме и жизни. Как это похоже на нее. - Опять собираешься улизнуть! – Пабло вырос перед ней как непроходимая скала, перегородившая ее путь к отступлению. - Пабло, ты пьян…- Марица небрежно оттолкнула его от себя и перекосилась от запаха перегара. - Все равно, ты никуда не уйдешь, пока я не скажу тебе все, что думаю… - Только не сейчас, ладно…- предупреждающе произнесла Марица, – Ты первый потом будешь сожалеть из-за того, что наговоришь… - Нет, не буду! Единственное о чем я жалею, так это о том, что я все время молчал! – Пабло старался сделать свою речь как можно более связной, но язык, казалось, просто прилипал к сухому горлу. Он хотел было сказать что-то еще, но Марица попыталась сделать как можно более равнодушный и незаинтересованный вид: нарочито опустила голову и стала напевать себе под нос какую-ту незамысловатую песенку – как еще можно показать ему, что его слова для нее просто пустое место? Пабло с замиранием сердца посмотрел на нее и почувствовал какой-то дикий наплыв ярости из-за ее манеры поведения. Он схватил Мари за плечи и встряхнул, как тряпичную куклу, чтобы она смотрела на него, когда он с ней говорит. - Немедленно пусти меня! – выкрикнула Марица - такое обращение она терпеть не могла, - Я не собираюсь тратить на тебя свое время. Оно пригодится мне для более важных вещей… - Ах да, твое ценное время, которого всегда нет для меня, – протянул Пабло, - Мне уже осточертело, что ты обращаешься со мной, как с ненужной вещью, которой нет места в твоей жизни. Как с бесплатным приложением, грязной кляксой в твоей биографии…
- Знаешь, что, - Марица не заметила, как перешла на крик, – Ты, кажется, сам согласился, что наши личные отношения не будут касаться нашей работы, не будут никак мешать нам строить свои жизни, нет? - Конечно, как удобно ты устроилась… Живу как хочу, делаю что хочу… И только какой-то Пабло все время мешается под ногами… Потому что я, идиот, всегда ждал от тебя того, что ты никому не можешь дать – ЛЮБВИ! - Замолчи, немедленно! - Марица готова была заткнуть себе уши или провалиться сквозь землю, настолько легко Пабло удавалось ранить ее в самое слабое место. - А что, правда глаза колет! – победно продолжил Пабло. – Ты не умеешь любить никого, кроме себя! Тебе же абсолютно нет дела до других… Вся жизнь крутится только вокруг великой и неповторимой Марицы! Ты и пальцем не пошевелишь, если у тебя не будет собственного интереса…И Мия у тебя наивная дурочка, и Мануэль ненормальный влюбленный, и Луна с Нико, и Лухан с Маркосом – сумасшедшие, потому что уже столько лет вместе… - Пабло с дьявольской искоркой в глазах загибал на руке пальцы прямо перед глазами Мари, - А все потому, что ты бы безумно хотела оказаться на их месте.. Но не можешь! Ты всего лишь законченная несчастная эгоистка, и… просто не умеешь любить НИКОГО! - А может быть, ты умеешь? – с тем же напором и рвением ответила Мари, настолько сильно ей захотелось сделать ему больно, – Или ты скажешь, что любил всех тех шлюх, с которыми спал? Конечно… И как я могла забыть, что еще у тебя есть горячо любимый папочка, и ты продолжаешь бегать к нему в тюрьму, скуля и прося прощения за то, что ты туда упрятал его. Действительно, Пабло, ты умеешь любить! - По крайней мере, я не бросаю своих родственников на произвол судьбы и не могу плюнуть в лицо человеку, который дал мне жизнь. В отличие от тебя! – Пабло действительно было сложно говорить на эту трудную тему. Его отец, конечно, заслуживал наказания, но если бы не настояла Марица, вряд ли бы он когда-нибудь решился. Но тогда выбор стоял ребром, а Марица была его заветной мечтой. - Ты просто был и остаешься папенькиным сынком…- ехидно произнесла Марица, посчитав, что в этой теме победное слово осталось за ней, - И знаешь что? Даже если бы я хотела, я бы не поехала с тобой никуда, ясно? Потому что тебе нужна не женщина, а нянька, чтобы вытирала тебе сопли и слюни каждый раз, когда бедного мальчика обидят… Ты жалок, Пабло… - Может быть, но это ты сделала меня таким… - Пабло даже не пытался спорить, - Ты только и можешь, что дергать меня за ниточки, как марионетку, заставляя делать то одно, то другое… «Пабло, ты должен стать лучше… Пабло, ты должен быть другим…», - он даже скривился, пародируя слова Марицы, – Потому что ты сама не знаешь, чего ты хочешь… Если кому и стоит разобраться в себе и измениться – так это тебе самой! Вот скажи, ты хоть когда-нибудь любила меня или была со мной просто из жалости? Марица долго-долго копила в себе гнев и слезы, застрявшие в горле, и, наконец, не выдержала и хлестко ударила Пабло по щеке: - Придурок! – никогда еще никто не позволял говорить ей такое в лицо, – Не понимаю, почему я сразу не наплевала на тебя и еще старалась сделать из тебя человека…Чтобы потом ты предъявлял мне счет! Если ты не в курсе, то я никогда ничего от тебя не требовала, потому что рабовладельческий строй отменили уже очень давно. Все что ты делал – ты делал для себя. А то, что ты не в состоянии ничего добиться, не цепляясь за мою юбку – так это не моя проблема! Хотя юбки я не ношу…- Марица жестко и зло усмехнулась, но ее шутка не показалась Пабло уместной.
- Значит, по-твоему, я ничего не могу добиться без тебя? – пощечина немного остудила его, и теперь он говорил менее эмоционально, будто бросая Марице вызов, – А что ты, собственно, знаешь о моих делах? Тебя ведь никогда не было рядом! Это я как дурак следил за тобой! Хочешь, я перечислю тебе все твои успешные репортажи, хочешь, скажу, за что ты получила награды? Так кому из нас плевать на другого? - Единственное, что я понимаю, это то, что я всегда была тебе обузой, и совершенно не ясно, почему ты делал мне такое большое одолжение и жил со мной! - Да потому что я любил тебя! – как-то обреченно произнес Пабло, осознавая, что этого Марице не понять никогда, – Но знаешь - с меня хватит! Теперь ты смело можешь быть предоставлена сама себе, потому что я умываю руки! Мне уже не нужно, чтобы ты ехала со мной в тур, мне уже вообще ничего от тебя не нужно. Между нами все кончено и на этот раз бесповоротно! – Пабло сам не верил, что действительно произносил эти слова. Если бы ему кто-нибудь когда-то сказал, что инициатором разрыва с Марицей будет он – он бы только рассмеялся, настолько это казалось ему невероятным. Это Марица всегда уходила от него в поиске чего-то (или кого-то) лучшего, а он всегда надеялся на ее возвращение. - Не велика потеря! – огрызнулась Марица. – Только знаешь, что… Не надо приползать ко мне на коленях, умоляя простить тебя, когда ты поймешь, что был не прав…- И в этот раз Мари удалось проскользнуть под его плечом и добежать да двери на улицу. Но Пабло уже не пытался удержать ее. Те секунды, которые потребовались Марице, чтобы одеться – казались ей неимоверно долгими. Щеки ее пылали гневом, а глаза просто метали молнии, готовые поразить насмерть любого, кто встанет у нее на пути. Она была дико зла на весь свет. Согревала ее душу, придавала уверенности в себе только одна мысль - что Пабло еще миллион раз пожалеет, о том, что произнес в их отношениях слово «конец». Она прекрасно знала, что проживет и без него, уже даже в эту минуту она намного лучше чувствовала почву под ногами, потому что все колдобины на ее пути создавал только Пабло. Наконец-то она вновь сможет держать нити своей жизни у себя в руках и не будет больше этих вспышек холода, леденящих ее сердце и придающих ощущение неуверенности, с которым она не могла справиться. Марица для многих мужчин была сколь желаема, столь и недоступна. Ей никогда не приходилось искать достойного – находили и выбирали всегда ее, а она всегда с охотой начинала новые романы, ожидая от них гораздо большего, чем давал ей Пабло. А вот несчастный Паблито в это время всегда падал в горькую пропасть отчаяния и мог обнять разве только бутылку виски, как и происходило сейчас. Это было лестно для нее - знать, что она всегда останется на коне и никто, тем более Пабло Бустаманте, не сможет свергнуть ее с вершины – поэтому пределы дома Пабло она покидала с ощущением еще одной победы над ним. Как же ей не хватало этого чувства! Раздался громкий хлопок, будто дверь слетела с петель, и Пабло понял, что Марица ушла не тихо, как собиралась несколькими минутами ранее, а громко, чтобы об этом знал весь свет - она же любила всегда оставлять последнее слово за собой. Пускай, раз ей так нравится производить эффект… Пабло еще не мог понять, стало ли ему легче или нет, но он абсолютно отчетливо чувствовал, что возвращения к старому уже не будет. В этот вечер он излил ей те мысли, что всегда темными стаями кружили у него в голове, но которые он никак не решался сказать кому-то, тем более ей, чтобы не задевать ее самолюбия, не причинять ей боль. Чтобы не потерять ее. А теперь он смог. Просто потому что устал от того, что история их отношений писалась только кистью Марицы, а он лишь мог наносить на эту картину незаметные вехи, на которые никто даже внимания и не обратит… Теперь финальная точка была поставлена его рукой! Пабло было даже странно, насколько неожиданно легко для самого себя он перечеркнул долгие годы жизни, то огромное и счастливое для него время, когда все его мечты и желания носили имя Марицы, и он не видел для себя иной судьбы. И удивительно, откуда вдруг появились и у него новые многообещающие перспективы – неужели это и вправду он сам оказался на что-то способен - ведь Марица в чем-то была права, когда говорила, что без нее он ничего не стоит. Будто он долго-долго шел по туннелю, видя единственный лучик света впереди и, наконец, добрел до выхода и увидел перед собой просторные солнечные горизонты. Это вселяло надежду… Только единственный его путеводный лучик было уже не найти.
[align:right]Но я узнал, как больно ранят Неосторожные слова и равнодушный взгляд, И как несносен мир, когда идут дожди, И как печален путь, когда идешь один. И я один, как лодка в океане, И, весла бросив прочь, я буре буду рад. Я почему-то верил – счастье не обманет, Всего лишь день назад Всего лишь день назад (Воскресение).[/align] Следующие несколько дней смешались в сознании Мии в одну сплошную беспросветную массу. По ночам, вглядываясь в темноту уставшими от слез глазами, она всем сердцем желала, чтобы никогда не наступал рассвет и никогда не начинался новый день, означающий еще один день в одиночестве… без Мануэля… Потом, когда к утру Мия забывалась тяжелым, беспокойным сном, ей не хотелось из него выходить, потому что казалось, что хотя бы тогда она может не думать и не чувствовать. А когда она просыпалась, то молила Бога, чтобы снова не приходили эти мучительно-серые вечера и ночи. Так плохо и страшно Мие не было уже давно. Она не привыкла жить одна, спать одна, возвращаться во всегда пустую квартиру, и поэтому даже стены давили так, что хотелось сорваться с места и убежать. Но сил не осталось и на это, поэтому Мия так и продолжала существовать почти по инерции, как будто вдруг потеряла себя где-то в безвоздушном пространстве апатии. Чтобы вновь найтись, ей нужно было найти Мануэля, но его не было… нигде… Мия ни на секунду не расставалась с сотовым, и даже из дома выходить не хотела, чтобы не расставаться и с домашним телефоном тоже, а когда все-таки вынуждена была уйти, по возвращении с самого порога бросалась проверять автоответчик. И все это в надежде, что он позвонит… хотя бы один раз… Но он не звонил, и ей хотелось умереть от этой безысходности и невозможности снова услышать его голос. Мия отчаянно искала Мануэля сама, всегда, и сознательно, и неосознанно – она искала его во сне, по утрам в своих объятиях, по вечерам на кухне… и не находила. Да и на другом конце провода в телефоне его тоже не было - сколько бы Мия не набирала эти высеченные в сознании цифры, абонент по-прежнему оказывался вне зоны действия сети. Мия сходила с ума не только от одиночества, но и от беспокойства, потому что впервые не знала о Мануэле абсолютно ничего – ему ведь некуда было уходить от нее, и Мия понятия не имела, что он мог сделать и куда податься в том состоянии, в котором она видела его в последний раз. Она попыталась было выяснить что-то у Пабло, но тому и без нее было плохо после расставания с Марицей, и Мия не могла нагрузить его еще и своими проблемами, к тому же сестра была так зла, что наверняка обиделась бы на нее за это. Нико тоже ничего не знал, кроме того, что Ману попросил его какое-то время заниматься фирмой без него, и Мия не представляла, к кому еще ей обратиться – даже Соня с Франко, и те были в отъезде из-за того, что Соня все-таки умудрилась вытащить Колуччи в горы позаниматься экстремальными видами спорта – она почти два года пыталась уговорить его на это. У Мии осталась одна только Марица… но Марица не понимала ее.
Да, она приехала и даже осталась на ночь, потому что Мие невыносимо было находиться одной в пустой квартире, но все равно Марица не могла понять… Казалось бы, они находились почти в одинаковой ситуации, ведь Мари тоже только что рассталась с Пабло, но она относилась к этому как-то совсем по-другому. Может быть, конечно, сестра пыталась таким образом заглушить боль, но она больше злилась на Пабло и на саму себя, чем переживала из-за того, что пришел конец самым важным отношениям в ее жизни. Марица умела переступать границу и просто вычеркивать человека из своей судьбы – Мия не умела. Она плакала и говорила сестре о том, что единственное, чего она хочет – это найти Мануэля и выпросить его прощение, умолять его, если нужно… Мия готова была даже унизиться ради сохранения своей любви, она признавалась Марице, что не может жить без Ману, что она без него не существует, а Марицу такая реакция больше раздражала, чем вызывала сочувствие. Она пыталась убедить сестру, что ни один мужчина на свете не стоит того, чтобы ради него наступать на свою гордость. Мия говорила, что хочет умереть оттого, что любимого нет рядом, что она бы все отдала, чтобы снова к нему прикоснуться, а Марица отвечала, что клин клином вышибают и что она отведет Мию веселиться в какой-нибудь клуб, где наверняка найдутся те, кто станет ценить девочек повыше, чем кретины Пабло и Мануэль. Мия смотрела на сестру как на сумасшедшую и продолжала твердить, что даже представить себя не может в объятиях кого-то, кроме Ману, тем более теперь, а Марица только безнадежно вздыхала в ответ, демонстративно хмурясь, что сестра неисправима в своей глупости и наивности. Хотя, может быть, таким образом она просто пыталась расшевелить ее, и за эти попытки Мия была Марице благодарна. Она не знала, правду ли та говорит, когда утверждает, что после разрыва с Пабло почувствовала себя только счастливее и свободнее, но рада была хотя бы такой поддержке со стороны Марицы. Хоть Мари и ворчала, что ни Ману, ни все парни вообще не стоят ни одной Мииной слезинки, и что это Мия должна на него обижаться за неблагодарность, а все равно она, по меньшей мере, была рядом, а Мие сейчас был необходим родной человечек, пусть и с почти противоположной жизненной позицией… Мия ведь тоже позволяла Марице разрядиться, выпустить пар и отвлечься, поэтому они были нужны друг другу – две противоположные стороны одной фигуры, странным образом все же примыкающие одна к другой. Если бы не было Марицы, Мия вообще не знала, как пережила бы эти дни. Мануэль предпочел, чтобы рядом с ним не было никого. Хотя, вероятно, на самом деле ему было просто все равно – какая разница, наблюдает кто-нибудь за тем, как на мелкие осколки рассыпается твоя жизнь, или нет? Просто никто не смог бы понять, что именно он испытал, когда в тот злополучный вечер ушел и закрыл дверь домой с обратной стороны. У Ману не было другого дома, другой семьи кроме Мии, да и вообще по сути ничего больше не было – вся его жизнь сосредотачивалась там, за этой самой дверью, которую он закрыл. А остальное не имело никакого значения – в пустоту проваливались все события, вещи, люди – ничего не осталось, стерлись даже границы дня и ночи. Если бы у Мануэля спросили, сколько суток он провел в номере первого попавшегося отеля, где он снял комнату после ухода от Мии, он бы не ответил – не было никаких суток, одна сплошная череда секунд, минут и часов – маленьких отрезков бесконечно длинной прямой боли и предательства. Сначала Ману пытался заглушить это разочарование алкоголем, не расставаясь с бутылкой, и, возможно, на какой-то промежуток времени это ему помогло, потому что действовало как анестезия для сознания, но потом становилось только хуже, из тумана хотелось выбраться, но не слишком получалось… Он плохо помнил, что именно делал в эти несколько дней, но зато прекрасно помнил ощущение безысходности и глухого отчаяния. Как когда все пути назад отрезаны, а впереди лишь тупик. Мануэль знал это ощущение наизусть, его помнили его сердце, его кожа, его дыхание… с детства… со смерти отца… Когда-то, когда в его жизнь вошла Мия, он научился верить, что оно больше не вернется, но оно вернулось, а Мию он потерял… В эти дни он потерял и себя тоже – совсем как Мия – только Мануэль в отличие от нее и не пытался искать… ни себя, ни ее. Он даже не выходил из холодного и чужого номера в отеле, по абсолютной случайности ставшего его временным убежищем. Хотя один раз Ману все же его покинул – когда почувствовал, что задыхается, что ему не хватает воздуха, не хватает жизни…
Он не стал тогда брать машину, а просто стал бродить пешком по улицам ночного Буэнос-Айреса, заполненным легким ветерком, огоньками, смешанными с шуршанием шин, осколками разговоров и музыки, и мыслями о Мие. А еще в ночном городе жила тоска - полупрозрачная и как будто куда-то зовущая, и Мануэль с этой тоской нашли друг друга – они были одинаково одиноки. Но несмотря на то, что эта тоска разрывала душу, она очень многое расставляла по своим местам. Например, она давала понять, что что бы ни случилось, все равно необходимо учиться как-то жить дальше, даже если это кажется худшей пыткой на свете. После свидания с ночными улицами и ветром Мануэлю стало еще хуже, но зато прояснилось его сознание. Он вдруг отчетливо осознал, что не вынесет больше той болезненной прострации, в которой до сих пор находился, и понял, что не может и дальше скрываться от реальности в своей скорлупе, будь то полная изоляция от мира или маленький номер в гостинице, что, впрочем, на данном этапе стало для Ману синонимами. Поэтому на следующее же утро, даже не попытавшись заснуть после своей бесконечной и в то же время короткой прогулки, Мануэль поехал туда, где раньше был его дом. Он остановил машину сбоку, потому что не хотел, чтобы Мия его увидела, но сидеть и бездейственно ждать неизвестно чего оказалось еще хуже, чем просто столкнуться. Ману и сам толком не знал, с какой именно целью он сюда приехал, но, наверное, что-то подсказывало ему, что он не сможет сделать ни одного шага вперед, если хотя бы в последний раз не оглянется на свою жизнь, которой у него больше не было. Сердце Мануэля было готово выпрыгнуть из груди, когда он увидел, как из дома выходит Мия – такая красивая, родная, желанная, та, без которой он сходил с ума все эти дни – и первым его порывом было броситься к ней, обнять, сказать, как ему ее не хватало, и что все произошедшее между ними – дурной сон. Но Мануэль сдержался. Он вцепился в дверную ручку до боли в пальцах, но не вышел из машины, а лишь проводил Мию взглядом. И только когда она скрылась за углом, Ману медленно подошел к дому, не решаясь поднять глаза на окна их квартиры, и вошел внутрь. С самой же первой секунды, как Мануэль переступил через порог, он понял, что прийти сюда было пыткой. Квартира так ровно и уютно дышала знакомыми запахами, родными вещами... Мией, что у Ману буквально закружилась голова от отчаяния. Ему безумно захотелось просто побыть здесь, прикоснуться к этому мирку, войти в их с Мией спальню, в которой была прожита целая жизнь – жизнь, которая все еще обжигала вены и не желала становиться воспоминанием. Но щемящий спазм в груди, приходивший вместе с тоской и с одной лишь мыслью о том, что все теперь растоптано, не давал Мануэлю сделать ни шагу. Он просто стоял посреди гостиной, не понимая ни что он тут делает, ни как он теперь сможет уйти. Но времени на то, чтобы решить этот вопрос, у Ману не оказалось – слишком быстро его вывел из оцепенения шорох ключа в замочной скважине. Сердце вопреки желанию забилось сильнее, потому что Мануэль знал, что это не может быть никто другой кроме Мии, и в то же время он не был готов сейчас встретиться с ней, хотя каждой клеточкой и мечтал снова ее увидеть. Мия замерла на пороге, не веря своим глазам, которые за одну секунду вдруг ни с того ни с сего наполнились слезами – то ли облегчения, то ли боли. - Любимый... – выдохнула она и бросилась к Мануэлю, обняв его и прижавшись к нему всем телом, - ты вернулся... ты здесь... Я так боялась, что потеряла тебя, - Мия так обнимала его, так бережно гладила его волосы и с такой детской надеждой смотрела ему в глаза, что Мануэлю стоило больших усилий отстранить ее. Но, тем не менее, он это сделал. - Мия, - Ману опустил глаза, потому что не хотел, чтобы она поняла, что одним своим объятием растопила в них все льдинки, которые он так тщательно пытался приготовить, - я... я хотел забрать некоторые вещи, - как приговор произнес он. - Вещи? – растерянно пробормотала Мия, и Мануэль мог буквально прочесть, как надежда в ее глазах медленно сменилась отчаянием. - Я не думал, что ты так быстро вернешься, - добавил Ману, чтобы успеть собраться с мыслями и не выдать себя. - Да... Я случайно забыла телефон и вернулась за ним, - теперь уже совсем бесцветным голосом проговорила Мия. А она ведь бежала в квартиру сломя голову именно потому что боялась пропустить звонок от него... И теперь Ману был рядом, стоял перед ней, прятался под маской безразличия, и Мия не знала, что ей делать. Он изменился... Лицо осунулось и выглядело уставшим, щеки покрылись несколькодневной щетиной, глаза выдавали бессонные ночи- такие же бессонные и одинокие, как у нее самой. И тем не менее, Мию пугал его взгляд – слишком чужой для этих обожаемых темных глаз, - Как ты? – осторожно спросила она. - А ты сама как думаешь? – ответил Ману с такой интонацией, что этот вопрос стал самым исчерпывающим ответом из всех возможных.
- Куда ты хочешь уйти? Зачем? – вдруг отрывисто бросила Мия. Ей столько всего хотелось сказать... но слова не складывались в предложения и не желали срываться с губ – они боялись идти к Мануэлю, так же как и сама Мия после того, как он ее уже оттолкнул. - Я пока живу в гостинице, - пожал плечами Мануэль, - а квартиру оставь себе, она проплачена на три месяца вперед... потом решишь, что с ней делать, - как можно более бесстрастным тоном сказал он, чем причинил Мие очередную безумную боль – опять деньги, опять он это подчеркивает, опять хочет уколоть... как будто он не знает, что без него ей здесь хуже, чем в тюрьме... Она растерялась и не смогла ничего ответить, и Мануэль этим воспользовался, чтобы сделать шаг к спальне – Пойду соберу вещи, - объявил он и скрылся за дверью. Мия не пошла за ним, она только опустилась в кресло и почувствовала горячие соленые ручейки на щеках. Как только Мануэль вошел в спальню, он понял, что ни одна из этих якобы необходимых вещей на самом деле ему не нужна – он даже не знал толком, что именно собирался забрать. Но ведь нужен же был какой-то предлог... И Ману даже честно попытался на самом деле собрать какие-то свои вещи, но присутствие Мии за одной лишь тоненькой стеночкой так сильно обжигало, что не было никакой возможности сосредоточиться. В итоге он просто достал из шкафа небольшую дорожную сумку, покидал туда первое попавшееся и вернулся обратно в гостиную, сознавая, что если не уйдет отсюда в ближайшие пять минут, то просто сломается. И какая-то часть Мануэля, возможно, хотела сломаться, но поступок Мии задел в нем что-то намного большее, чем просто принципы и самолюбие, поэтому некий внутренний стержень твердил Ману, что сломаться он не имеет права. Когда он вышел, Мия все еще сидела в той же позе на диване и подняла на него заплаканные глаза. - Ты не можешь простить меня, да? – обреченно произнесла она после того, как они несколько секунд просто смотрели друг на друга. - Нет... – медленно и тихо ответил Ману. - Но почему, Мануэль? Почему? – снова отчаяние в любимых голубых глазах, - Ты больше меня не любишь? - Я хотел бы тебя не любить... – после долгой паузы пробормотал Мануэль, но все таки соврать не смог, хотя один лишь его ответ мог поставить последнюю точку на ее еще теплившейся надежде, - Так нам обоим было бы легче... - Прости меня, пожалуйста... Прости... – в очередной раз почти как заклинание повторила Мия, - я совершила ошибку... но только потому что ты для меня все, Мануэль... Я сделала это потому что... - Не надо ничего объяснять... – он жестом остановил Мию, - Дело не в том, почему ты это сделала, а в том, что ты убила то, что было для меня святым... доверие... Я безгранично верил тебе, Мия... А ты меня унизила. Этого уже не исправишь, понимаешь? - Любовь ведь важнее гордости, разве нет? – тихо спросила она и съежилась, словно ожидая удара. - Именно поэтому... Когда любовь слишком сильная, от нее не ждешь ударов ниже пояса... И получать их слишком больно, - как-то особенно ответил Мануэль, - Поэтому я должен сейчас уйти... Я не могу изменить себя, Мия, я не могу по-другому... я не умею по-другому, - добавил он после того, как воцарилась тишина. И Мия знала, что это правда – она даже любила его за то, что для Ману не существовали полутона и компромиссы, и именно поэтому ей стало так горько от его слов. - Тебе будет лучше жить без меня? – Мия нашла в себе силы встать, подойти к Мануэлю и заглянуть ему в глаза. - Мне нужно будет этому научиться, - неоднозначно произнес он в ответ и подхватил сумку. Когда дверь за ним уже закрылась, Мия поняла, что у нее в глазах снова стоят слезы, но на этот раз слезы даже не боли, а жгучего ощущения безнадежности впереди. Когда Мануэль ушел тогда, она еще могла верить, что это просто ссора, нервы, что это сгоряча. Но сейчас, когда он говорил с ней таким несвойственным ему спокойным и тихим голосом, как будто в нем тоже что-то навсегда убили... Мие стало страшно, что на этот раз это действительно конец... конец того, что она всегда считала вечным. А если у бесконечности есть конец, то дальше – только пустота, и как в ней жить, Мия не знала... и не хотела узнавать.
[align:right]Мы с тобой две капли разные одной воды. (Дельфин).[/align] Жизнь разложила судьбы Мануэля, Марицы, Мии и Пабло в пасьянс, который никак не сходился, опустошив их души и убив все их надежды и мечты. Каждый пытался найти для себя хоть какой-то свет в конце туннеля, но все они вслепую бродили среди темных холодных бетонных стен лабиринта заблудившихся чувств, не в силах найти выход из этого вакуума. Вот уже несколько недель они по-разному боролись с душившей их пустотой и безуспешно старались заполнить ее бессмысленными смыслами. Мия и Мануэль отчаянно пытались научиться жить друг без друга, всеми силами желая избавиться от притягивающих как магнит воспоминаний, окунаться в которые было приятнее, чем осознавать свое одиночество. Не спасала даже работа, потому что все дела представлялись мелкими и никчемными по сравнению с тем, что дома их никто не ждал, и казалось, что это тягостное состояние не закончится никогда. Что-то схожее в этот период переживал и Пабло. Он будто силой вырвал кусок своей души, который безраздельно принадлежал Марице, пытаясь тщетно убедить себя, что она больше не будет играть в его судьбе никакой роли. Пабло впервые понял, что слишком много любви убивает, и чтобы не потерять самого себя, он должен был отказаться от самого дорогого, что еще совсем недавно было вектором его энергии и заставляло его идти вперед. От этого парадоксального и неприятного ему противоречия в сердце появлялась горечь, но даже и в ней Пабло не мог полностью раствориться, потому что сама жизнь стремительно уносила его все дальше и дальше от Марицы, не давая возможности оглянуться назад, запечатлеть тот момент, когда еще сохранялся шанс оставить все как есть. Даже предстоящее турне уже не казалось Пабло столь значимым достижением, а скорее воспринималось как некая данность, которая теперь определяла всю его жизнь, заполняла каждую минуту и не давала сделать передышку. Миф развеялся, и Пабло четко осознавал, что для него начинается совершенно новая эпоха, но почему-то бессознательно ждал, что Марица все же приедет хотя бы проститься с ним в аэропорту. Но время на табло отчаянно догоняло цифры, указанные в его билете в качестве времени отлета, а Марицы все не было. Она как всегда сумела не погрузиться в бездну эмоций, а продолжала решительно устраивать свою жизнь, которая все набирала обороты, будто бы Пабло Бустаманте в ней никогда и не существовало. В такие минуты рядом обычно остаются только самые верные и близкие люди, и Пабло был благодарен за то, что Мия и Мануэль оба нашли в себе силы приехать и проводить его, не смотря на то, что им было очень больно даже думать друг о друге, не то что стоять рядом. Марица этого сделать не смогла. Хотя и Мия, и Мануэль, каждый по отдельности, уговаривали ее составить им компанию, чтобы хоть как-то сгладить углы, которые бы обязательно возникли при встрече. С другой стороны, Мия и Ману надеялись, что приезд Марицы позволит поставить некую точку (или же подсознательно желали, чтобы это оказалась лишь очередная запятая) в отношениях с Пабло. Но Марица как всегда умудрилась спрятать под завесой занятости не только чувства, которые она питала к Пабло, но и дружбу с Мией и Ману. Все трое переживали, что от их когда-то единого квадрата отделилась одна из сторон, но интуитивно пытались не затрагивать эту тему. Объявление о заканчивающейся посадке на рейс Пабло они восприняли каждый со своим облегчением, каждый со своей тяжестью... Мия нежно прильнула к Пабло, прошептав ему на ухо пожелание удачи, а когда она отошла чуть в сторону, Мануэль крепко обнял друга и похлопал по спине, настраивая его на новый виток. - Вы все равно будете вместе, - подмигнул Мануэлю Пабло, переводя взгляд на Мию. Он грустно улыбнулся на прощание и отправился на паспортный контроль. Мия и Ману провожали его взглядом, и Пабло, обернувшись, почувствовал их поддержку и еще раз поблагодарил Бога за эту дружбу. Он осознал, что теперь на расстоянии нескольких шагов, готовых превратиться в тысячи километров, оставались его лучшие друзья, его прошлое, какая-то очень значимая часть его жизни. А впереди Пабло ждал самолет, группа, Томас, Селесте и все то, что открывало новую страницу в его судьбе. Когда Пабло скрылся в коридоре, Мия почувствовала необходимость подойти в эту минуту к Мануэлю, просто прижаться к нему и постоять вдвоем в тишине. Она исподлобья взглянула на Ману, ища в нем ответное стремление, но единственное, чего желал он - это скрыться подальше от этой ранящей их обоих ситуации. Их многозначительные взгляды передали друг другу все их чувства и душевные порывы, но, помедлив секунду и так и не сказав ни слова, Мия и Мануэль все же разошлись в разные стороны, каждый в свою новую реальность.
За сим, чтобы больше никого не утомлять, предлагаю прекратить бессмысленное выкладывание этого фика на данном форуме, он большой и занимает слишком много лишнего места :).
Катенок Катюш, зайка, меня тут мало кто теперь уже знает, никто почти не читает и не комментирует, кроме Зерочки, которой в любом случае фик не нравится - поэтому, собственно, я и не хотела дальше выкладывать, потому что смысла нет. Совершенно без обид, я все прекрасно понимаю :))). а) тут не знают меня б) не всем импонирует размер макси и много подробностей в) фик не нравится, потому что в нем не совсем стандартный взгляд на Марицу и отсутствует большая к ней любовь :))). Я этого и ожидала :))). Если тебе и правда хочется дочитать до конца, я во-первых, могу тебе прислать, а во-вторых, если тебе так проще читать именно на форуме, ты только скажи, могу и выложить дальше - это совершенно не проблема, тем более ради тебя... это же не то что я обиделась и сказала всем "фи" и "до свидания", я ж совершенно не такой человек, ты знаешь :)))). Так что ты скажи просто, как тебе удобнее :))). Но в любом случае будет небольшой перерыв между первой и второй частью, вторая пока еще у Танюши на бетинге :))). Чмок!
Ну Рииииииит!!Я читаю!Честно-честно!И мне интересно!Но я не умею писать комменты!Не умею и все!Но читать оч даж хорош умею!=)Так что плиииз,выкладывай дальше=))
Девчонки, какие же вы молодцы! Я приклоняюсь перед вашим талантом! Мне никогда так не научиться писать!!(((( Поэтому я читаю и восхищаюсь таким красивым слогом, описаниями. Первая глава о жизни Ману и Мии мне до того понравилась... Я несколько раз перечитывала сцену на кухне. И перед глазами так и появляются эти моменты! Красиво, романтично!!! А Марисса -такая эгоистка!! Честное слово, мозги бы ей вправить! Зла на нее!!! Хотя я так похожа на ВАШУ Мариссу. Значит, надо и мне мозги вправить(( Прошу вас, не переставайте выкладывать фик!! Я каждую проду читаю!!!!Просто написать комметарий не могу, потому стесняюсь, наверное... Спасибо вам,Maggie и Michelle, за такой прекрасный, жизненный фик!!!! Огромнейшее!!!! Жду вторую часть!!!!
Девчонки! Мне тоже очень безумно нравится ваш рассказ. Соглашусь с Ксюшком, что мне так никогда не научится писать, и я надеюсь увидеть продолжения этого рассказа!Вы просто молодцы!
Всем спасибо за комменты, девочки. Я рада, что оказывается, кто-то нас все-таки читает :)))). И это глупость, что кто-то не умеет писать комменты - можно просто сказать, что это не понравилось, а вот это понравилось и все. Никто же не ждет критической статьи с полным анализом фика, хочется просто какой-то РЕАКЦИИ, хотя бы просто "здесь был Вася и читал" :))))). А не тишины в ответ :)). Между прочим, критика и негативная реакция - тоже очень приветствуются. Но впрочем опять же... ничего от вас ни в коем случае не требую, выпрашивать комментов тоже не собираюсь. Фик до конца конечно же выложу.
Катя Катюш, я знаю, что ты читаешь :)). Спасибо тебе большое за это :)). Чмок!
Ксюшок Приятно, что тебе нравится стиль и слог, мы старались. И отдельное спасибо за достоверность Мии и Ману - это мне особенно приятно, я в них очень много души вложила :)). А Марица... ты знаешь, да. Лично я бы мозги ей с удовольствием вправила, и не только в фике :)).
Nesty girl Продолжение обязательно будет, пусть только Снуся его добетит. И неправда это, что ты не начишься так писать, никак очень уж по особенному мы не пишем - просто как умеем и все :)).
Катенок Катюш, ты даже собралась это распечатывать??? Я тронута :)))). Хи-хи, надеюсь, повод позлорадствовать у тебя будет :)). Обнимаю!
Рыженькая бестия Зай, хорошо, выложу, обещаю. Хотя не так уж и сложно искать на Толкушке :))). Чмок! *и, может быть, ты не будешь ТАК уж сильно ненавидеть Аргентину? :)))*
All times are GMT
3 Hours. Hits today: 5
You can: smiles yes, images yes, types yes, poll no
avatars yes, links on, premoderation off, edit new post no
..подробность не компанирует также ровно. Хотя посмотрим что будет дальше. Но это безусловно ИМХО. =)) 
вот скоко =(
, но этого и стоило ожидать, поэтому я все же выложу до конца хотя бы первую часть. Ну просто чтобы было, наверное, вроде как нехорошо бросать посередине... 
- user online